Пётр Алёшкин - Петр Алешкин. Собрание сочинений. Том 3

А по утрам кричали петухи.

Отец с матерью сразу устроились на работу на завод Ревтруд, он был неподалеку. Ребята оставались дома одни, четырнадцатилетняя сестра за хозяйку, присматривала за братом и сестрами, запрещала удаляться от дома. Юрка дня через три заскучал, потянуло осмотреть, исследовать городские улицы, переулки, манили свист, гудки паровозов, стук сцепляющихся вагонов с железнодорожной станции. Он познакомился с Вовкой, своим ровесником, жившим напротив, на другой стороне улицы в коричневом доме с белыми наличниками. Познакомились они возле колонки, куда Мишу сестра послала за водой. Вовка увидел его, свистнул и направился к нему через дорогу. Миша слушал, как струя воды бьет в дно ведра, бурлит, пенясь и шипя, и с напряжением и страхом косился в сторону приближающегося мальчика. Вовка шел неспешно, посвистывал, подняв верхнюю губу, виднелись его редкие острые зубы. Был он загорелый, с выгоревшими белыми волосами и бровями. Отец каждый день пугал Мишу местной шпаной, сразу поколотят, только отойди от дома. Хоть этот мальчик и не был похож на шпану, но все равно хотелось схватить незаполненное ведро и бегом домой.

Мальчик подошел, перестал свистеть и спросил, как у давнего знакомого.

— Ты чо, так и сидишь дома?

— Ага, — кивнул растерянно Миша.

— И охота тебе? Пошли на речку…

— Это куда?

— А, туда, — махнул рукой мальчик в ту сторону куда убегала Комсомольская улица, теряясь вдали казалось, у нее нет конца.

— Не-а, — качнул головой Миша, снимая наполнившееся ведро с крючка колонки.

— Мамки боишься? — спросил Вовка. Мише показалось, что спросил он ехидно.

— Не… Папа придет скоро, и мы пойдем вместе, — соврал он.

— Ага, скоро. Обед только. Солнце во–он где… Он с моим папаней работает. И вместе ходят.

— Да? — остановился Миша. Он направился было домой, согнувшись на один бок под тяжестью ведра. — Откуда ты знаешь?

— Чего?

— Что вместе работают?

— Тю, а ты что, не знал?.. Давай помогу, — ухватился мальчик за ручку ведра с другой стороны.

И они вдвоем понесли. Вода в ведре играла, выплескивалась на землю, обдавала ноги холодными брызгами. Заманчиво было Мише сходить на речку, но далеко, боязно, сестра отцу расскажет.

А вскоре случилось то, что так часто вспоминали они с Валей. Вовка пришел к нему с двумя приятелями, и сестра отпустила Мишу поиграть с ними, но не надолго, пригрозив сказать отцу, если он обманет.

Они ходили в депо, где пыхтели, сипели паровозы, где жарко пахло особенными незнакомыми и таинственными запахами, играли в ножички под забором в мягкой и сухой земле. Проигравший должен был вытягивать зубами маленький колышек из земли, вбитый донельзя. Миша страшно боялся проиграть. Думалось, если он проиграет, то всю жизнь ребята будут насмехаться над ним.

Шли назад незнакомым ему переулком, шли вдоль забора. Миша шагал радостный: он подружился с тамбовскими ребятами, они приняли его, как равного, он не проиграл в ножички.

— Ух ты, вот это яблоки! — остановился он восхищенный.

Яблоки за забором сгибали ветки своей тяжестью, крупные, бело–розовые. Он таких больших еще не видел.

— Одного хватит, чтоб наесться! Вот бы залезть…

— Ага, там. — начал Вовка, но его толкнул в бок один из ребят, и он замолчал. Миша не видел этого, он прильнул к щели в заборе.

— Никого нет… Пусто, — прошептал тот, что толкнул Вовку. Он тоже стал смотреть в щель. — Вот бы по яблочку!

Миша глянул на забор: высокий, поверху колючая проволока. Если подпрыгнуть, ухватиться можно, подтянуться, перелезть. Только проволока мешает, оцарапаться можно.

— Я полезу, — загорелся, расхрабрился он перед ребятами. Хотелось окончательно утвердиться в их глазах, показаться смелым, отчаянным. — Подсади! — шепнул он Вовке.

— А оттуда?

— Я по сучку и сюда, видишь? — указал Миша на нависшую над забором ветку другой яблони.

— Давай, давай, только шустрей, — подзадорил тот, что толкнул Вовку.

Они подсадили Мишу. Он ухватился за верх забора так, чтобы не уколоть о шипы проволоки руку, и заглянул в сад: увидел кусты крыжовника, смородины возле забора, яблоки в траве, дорожку, ведущую к зеленой небольшой веранде с открытой дверью. За дверью темнота. Тихо. На верхней ступени — кошка, белая, с черным ухом и черным пятном на боку. Сидела спокойно. Миша ухватился за ветку. Она зашумела листьями. Но на веранде было по–прежнему тихо и темно. Кошка тоже даже ухом не повела. Радовало то, что не нужно было лезть на дерево за яблоками. Они лежали на земле. Хватай, за пазуху и назад. Миша, держась за ветку, взобрался на забор и спрыгнул в траву, в мягкую землю под куст крыжовника. Спрыгнул и присел, прислушиваясь и осматриваясь. Кошка теперь следила за ним, выставив уши. Пусть следит. Миша выскочил из–за куста, схватил одно яблоко, другое, сунул за пазуху. Яблоки тугие, прохладные, крупные, пальцами еле ухватываешь, такие большие. И вдруг какой–то негромкий дробный стук от веранды донесся. Миша оглянулся, оцепенел от ужаса. К нему, простучав когтями по деревянным ступеням веранды, неслась черная лохматая собака, вначале показалось — не собака, медведь, такая она была огромная и невиданно лохматая. И мчалась она молча, спокойно, словно уверенная — никуда он не денется, не уйти ему от нее: зачем лаять, суетиться зря. Он закричал, нет закричал, а как–то взвизгнул дико и не помня себя от ужаса кинулся к забору, взлетел, ухватился за верх ожег, распорол ладони о шипы проволоки, но не почувствовал этого вначале, навалился грудью на проволоку, разодрал кожу, и от боли не смог перекинуть ноги через забор, повис на рубашке на шипах, отчаянно дергая босыми ногами, стараясь найти опору, чтобы перелезть. Но пальцы ног скользили по доскам. Мельком он увидел через забор удирающих по переулку ребят. И тут он почувствовал, что кто–то ухватил его за штанину и потянул вниз. Миша завизжал сильнее, чувствуя, как штаны сползают с него. Он слышал какие–то непонятные крики сзади.