Андре Асиман: Назови меня своим именем

– Тогда в чем дело? – спросил он.

Мы вышли из учебного корпуса на территорию кампуса, где нас встретил обычный для восточного побережья долгий, томный осенний закат, отбрасывавший на окружающие холмы оранжевые отсветы.

Как я собирался объяснить ему или самому себе, почему не мог пойти к нему домой и познакомиться с его семьей, хотя каждой клеточкой желал этого? Жена Оливера. Сыновья Оливера. Домашние животные Оливера. Кабинет, стол, книги, мир, жизнь Оливера. Что меня ждало? Объятие, рукопожатие, формальное «давний приятель», а затем неизбежное После! ?

Сама возможность встречи с его семьей вдруг встревожила меня – слишком реальная, слишком неожиданная, слишком неотвратимая, не отрепетированная заранее. Долгие годы я хранил его, моего старинного любовника, в застывшем навеки прошлом, отложив его в дальний ящик, наполнив воспоминаниями и нафталином, как охотничий трофей, разговаривая с его призраком вечерами. Время от времени я смахивал с него пыль и снова ставил на каминную полку. Он больше не принадлежал миру живых. Теперь же я мог не только обнаружить, как сильно разошлись наши пути, но испытать потрясение от масштаба потери – потери, о которой я спокойно мог думать в абстрактном ключе, но прямое столкновение с которой причинило бы мне боль, так же как ностальгия дает о себе знать еще долго после того, как перестаешь думать о потерянных и неинтересных тебе вещах.

Или я ревновал его к семье, к жизни, которую он создал для себя, к вещам, которые я не мог с ним разделить, о которых понятия не имел? Вещам, которые он любил и терял, и потеря которых сломила его, но присутствие которых в его жизни я не мог засвидетельствовать и никогда не узнаю о них. Меня не было рядом, когда он обрел их, не было, когда он с ними расстался. Или все намного проще? Я приехал проверить, чувствую ли что-нибудь, живо ли еще что-нибудь. Проблема заключалась в том, что я не хотел, чтобы что-то еще оставалось.

Все эти годы, думая о нем, я думал или о Б., или о наших последних днях в Риме, и все воспоминания сводились к двум моментам: балкону с его мучениями и Виа Санта-Мария-дель-Анима, где он прижал меня к старой стене и целовал, позволив обвить ногой его ногу. Каждый раз, приезжая в Рим, я возвращаюсь на то место. Оно все еще живо для меня, все еще дышит настоящим, все еще пульсирует под древней мостовой, как сердце из рассказа По, напоминая мне, что здесь я наконец нашел жизнь единственно правильную для себя, но которую не сумел удержать. Я никогда не думал о нем в декорациях Новой Англии. Некоторое время я жил в Новой Англии, не далее чем в пятидесяти милях от него, но по-прежнему представлял его где-нибудь в Италии, далеким от реальности. Места, где он жил, также казались ненастоящими, и едва я начинал думать о них, они тоже теряли очертания, такие же далекие от реальности. Теперь, как выяснилось, не только городки Новой Англии были вполне настоящими, но и он сам. Я давно мог навязать себя ему, женатому или неженатому – вот только это я на самом деле был далек от реальности.

Или я приехал с гораздо более низменной целью? Обнаружить, что он живет один, ждет меня, жаждет вернуться в Б.? Что обе наши жизни подключены к одному вымышленному аппарату искусственного дыхания, в ожидании того времени, когда мы наконец встретимся и вернемся вспять к Пьявскому памятнику?

Наконец, у меня вырвалось: «По правде говоря, я не уверен, что ничего не испытываю. А знакомясь с твоей семьей, я предпочел бы не чувствовать ничего». Повисла драматическая пауза. «Возможно, ничего не прошло».

Говорил ли я правду? Или под влиянием натянутого, щекотливого момента произносил вещи, в которых никогда напрямую не признавался себе и не мог бы поклясться в их абсолютной правдивости?

– Не думаю, что все прошло, – повторил я.

– Итак, – сказал он. Его итак было единственным словом, способным обобщить мои колебания. Но, возможно, он имел в виду Итак? , как бы спрашивая, что такого неожиданного в том, что я все еще хотел его спустя столько лет.

– Итак, – повторил я, как будто речь шла о капризах и прихотях кого-то постороннего, а не обо мне.

– Итак, по этой причине ты не можешь зайти выпить?

– Итак, по этой причине я не могу зайти выпить.

– Ну и балда!

Я совсем забыл это его словечко.

Мы дошли до его кабинета. Он представил меня двум-трем коллегам, встретившимся нам по пути, удивив меня полнейшей осведомленностью в нюансах моей карьеры. Он знал все, был в курсе даже незначительных деталей, некоторые из которых можно было раскопать только в Интернете. Это тронуло меня. Я считал, что он и думать забыл обо мне.