Андрей Бинев - Тихий солдат

А Ярославский вокзал в Москве кишел людьми, точно муравейник, когда кто-то неосторожно побеспокоит его деловитых обитателей, воткнув палку в самый центр их умного дома. По-видимому, так случилось и здесь – архитектор Шехтель, правда, вместо палки использовал высокую изящную башню, и люди-муравьи просто сошли с ума. Во всяком случае, Павлу именно так и показалось. Он сначала несмело проталкивался через бушующую толпу и в конце концов остановился перед огромным дворцовым флигелем, с колонами и портиком, над которым волшебно сверкала буква «М».

Павел слышал о метро в Москве, о нем рассказывали буквально чудеса. Будто под землю люди едут по движущимся лестницам, залитым мягким светом, а в самом низу, в глубокой-преглубокой шахте, в анфиладах из чистого мрамора, уставленных прекрасными статуями, день и ночь идет удивительная, насыщенная счастьем жизнь. Во все стороны несутся голубые поезда, внутри которых всегда улыбающиеся люди сидят на мягких диванах и с удовольствием пьют чай с лимоном. А кто хочет, даже и пиво потягивает или мороженое кушает. А еще там чисто, как в больнице, и за порядком смотрят вежливые, хоть и строгие, женщины в красных фуражках и с красными же флажками.

Вот такие рассказывали в Чите истории еще летом. Позже он, наконец, решился проверить подлинность этих сказочных историй и впервые спустился в метро в Сокольниках, где на поверхности была контрольная военно-врачебная комиссия, недалеко от тюрьмы на Матросской тишине. Однако тут и лестница, называемая иностранным словом «эскалатор», была короче, и мрамора меньше, чем, как оказалось потом, на других станциях, и статуй тоже не так уж и много (одна всего!), а уж пива, чая с лимоном и мороженого он вообще не видел, когда терпеливо ехал от Сокольников до Парка Культуры. Станции были новые, их только-только открыли – многие за год до того, в 35-ом. Поэтому и самим москвичам всё было в новинку.

В день же прибытия в Москву (а Павел привык уже к военной терминологии, в соответствии с которой военнослужащий может только прибывать или убывать, а не приезжать или уезжать как штатский) он не решился спускаться в метро. Остановившись около милиционера в короткой серой накидке и в остроконечном белом шлеме, Павел помялся немного и, наконец, спросил, где тут общежитие военной академии «самого имени товарища Фрунзе».

Милиционер подозрительно осмотрел его с головы до ног и сразу потребовал документы. Дрожащей рукой, путаясь в клапане нагрудного кармана, Павел извлек командировочное предписание и красноармейскую книжку, и послушно протянул документы бдительному московскому стражу. Милиционер долго шевелил полными губами, с трудом разбирая мелкий шрифт, вертел туда-сюда предписание, как будто даже нюхал синюю, расплывшуюся печать и, наконец, возвращая обратно бумаги и привычно подтягивая руку к коротенькому козырьку шлема, ответил коротко, по-военному:

– На Зубовскую площадь вам, товарищ сержант пограничных войск. Там спросите, где у них общежитие. Следуйте на метро до станции «Парк Культуры» и оттуда пешим ходом полторы версты.

Павел опасливо оглянулся на дворцовый флигель станции и, несмело улыбнувшись, попросил:

– А как бы мне…пешком до туда, товарищ милиционер? Боязно в метре-то.

– Пешком? – милиционер чуть обмяк, – Боязно, говоришь? И то верно! Я и сам когда на эту лестницу встаю, так весь в испарине. Страшно вниз-то ехать, в шахту! А как того…

Он поправил шлем, тронув козырек, и шепнул:

– Я, брат, тоже тут человек новый. Из Рязанской губернии мы. Приехал полгода назад. Так что, столицу я, конечно, уже знаю…, в основном…, спрашивают с нас… Как проехать или где чего важное находится. Опять же, бдительность проявлять… У нас ведь что у вас на границе! Но все остальное, извини, конечно…боязно! А пешком-то можно. Вон до Садового кольца дойдешь и бери круто вправо. Иди, пока до Зубовской площади не доберешься. Там влево улица и вправо, к памятнику имени красного графа Льва Николаевича Толстова, лично. «Воскресенье» написал. Слыхал? О простой бабе… Как ее буржуи судили на каторгу, бедолагу… И про войну еще…, как враг на Москву напал, француз…, Антанта, понимаешь… Мы им мир, а они нам войну! Эх! Всем-то Рассеюшка-то надобна! Вот там ему, графу, значит, памятник и поставили, почти что на Зубовской. Он жил рядышком, в своем доме, книжки писал… А у нас там неподалеку свой госпиталь имеется… Потому и знаю. А еще на той площади строится квадратный серый дом. Узнаешь… Спрашивай у нашего брата и дойдешь. Документики только держи под рукой. А то сам понимаешь…бдительность…