Андрей Бинев - Тихий солдат

– Но, но! Босяк! Субординацию забываешь! Сам должен знать, чьи по уставу.

На этом разговор завершился.

Павел потом догадался, что весь тот оживленный разговор о конях был задуман одесситами заранее. Они сделали это, чтобы Павел действительно не подумал, что тут ему не доверяют и на время какой-то важной операции хотят от него избавиться под предлогом командировки в 5-ю Бессарабско-Танненбергскую гвардейскую кавалерийскую дивизию генерала Николая Чепуркина. А после забавного рассказа живописным одесским говорком все сошло легко, даже слишком весело.

Утром следующего дня Павел и шестеро отобранных Солоповым разведчиков были уже в распоряжении пятой кавалерийской дивизии. От своих Палиев они ехали на попутном грузовичке на запад полтора часа.

Принял их здесь начальник разведывательного отделения дивизии майор Виктор Калюжный, очень невысокий человек, похожий на потешного игрушечного солдатика. По фигуре ему можно было дать лет пятнадцать и если бы не зрелое, морщинистое лицо, то его нахождение в войсках точно могло бы вызвать недоумение.

Павел и пятеро разведчиков старшего лейтенанта Вербицкого столкнулись с майором Калюжным у запертой кокетливой калитки при входе в обширный зеленый двор, в котором тихо млело в летнем зное несколько чуть подкопченных небольшим пожаром одинаковых одноэтажных домиков. Он окинул пытливым, серьезным взглядом Павла, затем пятерых его солдат и молча указал на крайнюю побеленную с одного края хату, где его надо было дождаться, а сам быстро куда-то удалился.

– Не глядите, что мал, – говорил в ожидании майора его ординарец Федя Пустырников, напротив, крупный человек средних лет, с сальными, длинее, чем следовало по уставу, волосами цвета прелого сена – Виктор Палыч до войны был на Кубани первым жокеем. Все призы брал! А что мелкий, так то ж положено… Коня беречь надо.

– А сам-то…тоже кавалерист? – от нечего делать, убивая время, лениво спросил Павел.

– Мы-то? Мы по другой части, хоть коней, конечно, уважаем и очень даже страстно!

– Это по какой такой вы части? Навоз убираете? – издевался Павел.

– Навоз, товарищ старший сержант, убирать тоже надо умеючи… Не каждого допустят до такого важного дела. Но я персонально официантом был на ипподроме в Ставрополе. Там и ручкался лично с Виктором Палычем. Он после всего…любил чистейшей водочки с нашим особенным сальцем…, три стаканчика по сто граммов один за другим, вдогонку. Капелька в капельку!

– Это он-то? По сто граммов?

– Он, он! И даже не шелохнется.

Разговор происходил в избе, подгоревшей с одного бока.

Маленький, серьезный человек в майорской форме Виктор Павлович Калюжный вошел в горницу и вновь внимательно, снизу доверху, оглядел Павла. Над верхней губой тонко тянулась ниточка редких усиков, глаза были ясные, прозрачные, точно вылитые из небесного стекла.

Пустырников мгновенно, как умеют делать одни лишь официанты, а не ординарцы, испарился.

Майор вдруг обаятельно улыбнулся:

– Хорош! Люблю здоровяков! Сам-то видишь каков?

Павел козырнул и вытянулся. Ему вдруг стало неловко за свой рост, будто он украл часть его у этого большого человека.

– А где хлопцы твои, старший сержант? Я вроде бы видел уже их.

– За домом, товарищ майор. Ожидают.

– Все наездники?

– Так точно.

– Ты, говорил Вербицкий, вроде у Семена Михайловича лично служил? Верно это?

– Так и было… Я у него на часах стоял …до сорок третьего года.

– Выходит, свой ты человек, кавалерийский. Семен Михайлович мне лично пять призов из рук в руки… Я на его жеребцах аж целых два приза взял! Один из них в Москве! На выставке. А так все больше у нас…на Кубани.

Павел вспомнил о поездках Буденного в Ставрополье и улыбнулся. Он ведь действительно по возвращении рассказывал о каком-то Калюжном. Молодец, говорил, коня не тощей задницей, а большой, чистой душой чует. Потому как сам в прошлой жизни конягой был. Маленькой, пони! Кто знал, о ком говорит маршал, весело смеялись.

Вот, значит, какой этот пони!

– А я о вас, кажется, слышал от маршала, товарищ майор…

– А как же! Пони Витя Калюжный! Ведь верно? – майор расхохотался неожиданно раскатисто, как мог смеяться только крупный мужчина, – Это ж я сам придумал, а Семену Михайловичу понравилось. В Москву даже звал… Да я только на ипподром приезжал, ну еще на выставку, конечно…

Майор уселся на единственный стул верхом, как будто иначе сидеть не умел, и кивнул Павлу на длинную лавку, подпиравшую стену. Павел осторожно опустился, сложил между коленями свои крупные руки.