Извас Фрай - Книга Извращений

В руках у тебя – кисти; перед глазами – холст; за спиной – космос. Ты перепробуешь все существующие техники и стили; благо – времени у тебя будет предостаточно. От абстракционизма ты вернёшься к импрессионизму и фовизму; а оттуда – к классицизму и барокко. Ты пройдёшь и испытаешь на себе всю эволюцию в искусстве на себе – в обратном порядке. И от эпохи возрождения – ты прыгнешь в двадцать первый век – к прессионизму – к граффити на холстах. Очень странное чувство, когда от классических пейзажей и натюрмортов с портретами – ты перейдёшь к кислотным надписям: «Jesus-666», «Madonna-999» и тому подобным шрифтом, который с первого раза – невозможно прочитать.

Ты поймёшь и прочувствуешь всю живопись, когда-либо существовавшую. Ты поймёшь: каким именно образом у человечества менялось восприятия к тем или иным формам графического извращения; и как варьировалось понятие сакральности. Фламандские натюрморты – картины Дюшана. Парижская богема – Пикассо и Брак. Сезанн и Матисс. Моне. Понял всё. Познал всю глубину бездонной пропасти искусства… Но чего– то не хватало – последнего штриха. Что ещё не познано? Какую картину можно назвать бесконечной? И к какой точке ведёт искусство, когда оно уже погибло?

И пришло время разорвать холст.

Всемирное Движение №7

– Когда я был молодым – у меня была странная мечта, – скажет тебе старик Гарри, – когда стану постарше – думал я – я уеду в Гайану и буду целыми днями лежать в луже, пить ром и слушать уличную музыку.

А ведь ты всё ещё будешь помнить слова Теодора Драйзера, произнесённые юным Каупервудом: «Нужно иметь дело и общаться только с теми, кто богаче и влиятельнее тебя, чтобы превзойти их; на всех прочих же – не обращать внимания». Но только истинный сумасшедший может так поступить – станешь думать ты и выберешь себе в собеседники старину Гарри, которого можно будет слушать часами и ни слова не понимать. Одиночество, порой, бывает невыносимым даже для самых стойких; хоть и некоторые люди, говорят – жить без него не могут.

Гарри, тем временем, будет продолжать вести свой монолог о том, как хорошо было бы сейчас лежать в луже где-нибудь в Гаване с бутылкой рома в руках.

– Зачем тебе это? – внезапно спросишь ты, делая глоток кофе.

За окном кофейни «Утомлённое Солнце» будет проходить митинг подростков-демонстрантов, которые непонятно что кричат на всю улицу и попробуй разбери, что им ударило в голову сегодня. Ведь это так весело: каждый день находить себе повод для голодовки и для пули в лоб.

– Что это снова происходит?

– А ты не знаешь? – удивился Гарри, – тю! Даже я знаю. В одном кинотеатре показывают фильм про один сюжет из жизни святого Антона Четвёртого.

– И что?

– Он там без нимба. Да и вообще: в будуаре с молоденькой девушкой. Искусство, короче говоря. Завтра на этом же месте будет проходить митинг в честь поражения или победы местной футбольной команды – как карты выпадут. А послезавтра: будет рок-фест и снова митинги…

Ты посмотришь на толпу демонстрантов, от слова «демон».

– Их же тут тысячи. Такая мелочь всех их оскорбляет.

– Нисколько. Ты что – первый день в этом мире или как?! Просто сиди и наслаждайся кофе с ромом, и не обращай внимания на зудящий шум в окне – лучшая жизненная позиция, с помощью которой – я и прожил столько лет.

Тебе захочется закричать на всю кофейню, что ты думаешь обо всём это; но ты, едва раскрыв рот – решишь, что эти ничего не исправишь и просто решишь промолчать.

– И не говори, – прочтёт твои мысли старина Гарри.

За окном будут гореть мусорные баки; толпа молодёжи будет забрасывать какое-то здание камнями.

– А это не опасно?

– Не для нас, дружище.

– Позор.

– И не говори. А самый большой позор – нам, за то, что пока всё это происходит – мы просто сидим и смотрим на это из окон.

Делая вид, что вне пределов кофейни мира не существует, ты сделаешь ещё один глоток кофе. Ты будешь вглядываться в каждую из множества самых бесполезных деталей интерьера, которые – так и будут кричать: «Обрати на меня внимание – деталь я!». Как ни странно, но это – здорово успокаивает. Хотя бы на несколько секунд ты перестаёшь испытывать на своём горьком опыте, что такое «испанский стыд».

– Собственно, ничего не изменилось – я был таким же во время революции «Либертада», помнишь её?

– Конечно.

– В сущности, будь я немного моложе – скорее всего, я был бы вместе с ними – не потому что поддерживаю их, а так. Какой смысл что-либо говорить об их поколении, если мир, в котором мы живём, создало моё?!