Юрий Нестеренко - Комбинат

Хотя, пока человек жив, сохраняется надежда на побег… но сколько уже было тех, кто тщетно на это надеялся? Комбинат стоит уже более четырехсот лет… К тому же жрецов наверняка готовят по специальной программе. А может, удастся подбить их на бунт? Ведь не могут же они не понимать, как ужасна их жизнь! А там, внутри, над ними нет никакого контроля! Если некоторое время создавать армию из приговоренных, а потом пойти на прорыв…

Но ведь и эта идея наверняка приходила в голову множеству неглупых людей, привезенных сюда — и все тоже оказалось тщетно. Вообще, разве могут эти жрецы сохранять здравый рассудок при таком образе жизни? Скорее, это просто безумцы, кровожадные дегенераты, взывать к которым совершенно бессмысленно… Васильчиков, как видно, устал сидеть вполоборота и заключил:

— Прощайте, Николай Анатольевич. И помните — вы делаете это ради России. Пусть даже мы с вами понимаем ее интересы по-разному.

Конвоиры вытащили Николая из машины. Он попытался изобразить, что ноги его по-прежнему не держат, но ему тут же заломили скованные за спиной руки вверх и ласково поинтересовались: «Сам пойдешь или так тащить?»

— Сам пойду! — вынужден был согласиться Селиванов, кривясь от боли в плечах. Ему тут же позволили принять нормальное вертикальное положение.

В ангаре было холодно, почти как на улице. Откуда-то сверху капала вода. Сашка стоял, согнувшись, возле окошка в левой стене, но Николая повели не туда, а к невысокой двери без опознавательных знаков прямо по курсу. За ней оказался прямой коридор с глухими стенами, уходящий вглубь комбината. Света здесь было еще меньше, чем в ангаре. Под потолком коридора проходило что-то вроде миниатюрной канатной дороги, только вместо сидений оттуда попарно свешивались на цепях кольца кандалов (каждое — на своей цепи, а не соединенные друг с другом). На мгновение Селиванова освободили от наручников — очевидно, принадлежавших ФСБ, а не комбинату — но воспользоваться этим он не смог, ибо одновременно его шею зажали в удушающий захват. А когда его отпустили, он уже стоял с руками, задранными вверх и пристегнутыми к «канатной дороге». Загудел мотор, и цепь потащила его вперед.

Позади хлопнула дверь — очевидно, кепчатые ушли, не дожидаясь конца транспортировки. Николай был один в этом коридоре без единой двери и окна, но сделать не мог ничего — только идти туда, куда его волокла равнодушная машина. Он понял, что над ним сейчас — кабинеты внешнего круга, где в дневное время самые обыкновенные служащие, преимущественно женщины, стучат на машинках, заполняют ведомости, подшивают к делу те же накладные на доставленное «сырье»… демонстрируют подругам платья и прически, пьют чай с тортом, отмечая разводы и дни рожденья… Слышны ли там крики отсюда? Вряд ли. Скорее всего, здесь хорошая звукоизоляция. А если даже и слышны — это ничего не меняет.

Цепь дотащила его до двустворчатых дверей со щелью посередине; другие — пустые — кандалы бились об эту щель и протискивались внутрь. Николаю ничего не осталось, как продолжать идти вперед и открыть двери собственным телом. Едва он вошел внутрь, механизм остановился.

На сей раз он оказался в коротком и более широком коридорчике, игравшем, вероятно, роль тамбура перед средним кругом. Света здесь было больше. У стены справа стоял человек, и это не был ни охранник, ни узник.

— И вы тоже? — поразился Николай, хотя ему казалось, что он уже исчерпал возможность удивляться.

— Я ведь говорил, что охотно побеседую с вами снова, — ответил отец Никодим. Он был в своем полном облачении, с наперсным крестом, а справа от него на квадратном столике стояла чаша с водой, из которой торчала рукоять кисти.

— Вы, православный священник, участвуете в… языческом ритуале? Для вас же это смертный грех!

— Наши земные перегородки не доходят до бога, — ответил поп. — Не важно, под каким именем — или именами — мы его чтим. Важно лишь хранить веру и верность, ибо верные будут вознаграждены. Христианство ведь, на самом деле, не отменило жертвоприношение — напротив, оно все строится вокруг идеи жертвы, закланной жертвы… И я говорю не только о жертве Христа и таинстве евхаристии. Вспомните — бескровная жертва Каина была отвергнута, когда же он принес жертву кровавую, было сказано — всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. Этот момент обычно неверно интерпретируют…

— Они убили вашу дочь. Вы знаете об этом? Сегодня. Те, кому вы служите, убили Марину, чтобы она не лезла в их делишки!