Олег Басилашвили - Палата № 26. Больничная история

Валерьянки принять, что ли?

Ладно. Вот и моя палата номер двадцать шесть. Тут тихо, белый кафель… кровать с рычагами… трубка кислородная. Подышу-ка я! Так полегче! Лег. Вставил в нос кислородные трубочки. Поехали! Градусник под мышку. Отлично. Можно жить… «Работать можно дружно». Интересно, а кто там, за стенкой? В двадцать пятой палате? Ну да ладно, какая мне разница в конце-то концов. А интересно – ведь здесь строжайший контроль. На отделение не попасть, пост медсестер… кабинеты… врач… Все расписано: часы посещений, все-все! Интересно… Да, о чем это бишь я… А, Ельцин… О культуре, о придании комиссии по культуре статуса отдельной комиссии со своим бюджетом, который мы постараемся увеличить, чтобы не питаться остатками от того, что распределяется между остальными подкомиссиями.

– Вне культуры во всех ее спектрах нет государства, понимаете, Борис Николаевич?

– Понимаю. Отлично понимаю, Олег Валерианович. (Б. Н. всегда ко всем обращался уважительно, по имени-отчеству. А ненормативной лексики я никогда от него не слышал. И никто не слышал.) Обещаю: будет создана отдельная комиссия. Это необходимо. Возрождение России должно начинаться с ее культуры. Обещаю!

Сверкнув глазами, пожал руку.

И комиссия была создана.

До этого, в самом начале работы первого съезда, Б. Н. предложил мне пост министра культуры в правительстве.

Вспомнил Хлестакова: «Я, признаюсь, смутился, вышел в халате. Хотел отказаться… А потом думаю: а, дойдет до государя, да и послужной список тоже. Извольте, господа, я принимаю должность! Так и быть, принимаю. Но уж у меня ни-ни!»

Признаюсь, меня хватило только на халат. То есть я болел, лежал в постели. Звонок. Ельцин у телефона.

– Олег Валерианович, мы не можем начать заседание кабинета министров, нет полного состава. В том числе министра культуры. Мы тут с Силаевым подумали, предлагаем вам этот пост.

Не помню уже, что я, лежащий с температурой, ответил. Наверное, поблагодарил за доверие, что-нибудь еще такое, соответствующее моменту. А в воображении моем неслись жуткие картины переезда из Питера в Москву, книги, шкафы, посуда и прочая дребедень… Оля и Ксюша, Галя с их работой на телевидении Питера. И что самое главное – абсолютное отсутствие желания быть начальником и руководителем. Более того, ни желания, ни умения руководить, командовать людьми, короче говоря, – абсолютное отсутствие административных способностей.

И, наконец, что самое главное, – я актер. Актер я! У меня в месяц десять – двенадцать спектаклей! Я выхожу на сцену почти ежевечерне! Что же, бросить все это? А ведь я хочу достичь в моем актерстве идеала. Ну, я понимаю, не идеала, но хотя бы приближения к нему. И бросить? Сесть за полированный стол в громадном кабинете и надувать щеки, робея перед подчиненными?! Или – мотаться из Питера в Москву и обратно, сочетая спектакли в Питере и работу министра в Москве?! Ну, это ж несерьезно. Работа министра культуры в тот момент – наитяжелейшая, ответственнейшая работа, работа, если мыслить государственно, это работа по возвращению, утверждению нравственных, моральных правил, уничтоженных или изуродованных во времена всевластия КПСС. Работа, требующая отдачи всех сил, всего времени…

– Понимаю, Олег Валерианович, вам надо время на решение… Завтра жду вашего согласия. Выздоравливайте. До свидания.

Гудки.

Вот-те на! Не было печали! Да еще нет во мне честолюбия, всегда испытывал чувство неловкости, слушая славословия в свой адрес, всегда пытался шуткой (чаще всего неудачной) прекратить поток неискренних восхвалений. Юбилеи – жуткое дело. Стыдно до ужаса. Последний, восьмидесятилетний, я просто «зарубил», а тут – министр! Да боже упаси!

А то согласился бы! И попал бы в номенклатуру. Зарплата у министра не то, что у актера, пусть даже и народного. А потом, если и не министр, все равно «государственный человек». Что?

Нет, нет и нет.

Позвонил Ельцин на следующий день. Мотивировки отказа были готовы. Отказался. Потом еще один раз через день, через два Ельцин повторил свое предложение. На мой отрицательный ответ Б. Н. говорит:

– Ну ладно. Что ж. Тогда даю вам поручение. Найдите сами достойную кандидатуру. Шта? (Б. Н. слово «что» произносил именно как «шта».) Найдите. В кратчайший срок.

Гудки.

И помчался я по Москве в поисках министра. В комиссии по культуре не было еще своего транспорта, поэтому метро, трамвай, на такси денег не было. Городской транспорт и телефон. Щедрин, Вознесенский, Евтушенко, ряд других достойных имен – отказались… под разными предлогами. И я их понимал. И вдруг я вспомнил о Говорухине, о его фильме «Так жить нельзя», о фильме, после просмотра которого депутаты съезда проголосовали за Ельцина, за изменения… Мчусь на «Мосфильм». Застаю Говорухина. Объясняю ситуацию. И – неожиданно вижу: загорается в глазах Станислава Сергеевича живой интерес. И понимание необходимости и важности этой работы. И – о чудо и счастье! – Говорухин соглашается!