Вероника Кунгурцева - Киномеханика

Предстояло еще зайти за войлочными юргинскими ботинками, оставленными у Стерха. Марат не собирался замуровывать свою обувь в подвале — в Западной Сибири жары в это время может и не быть, и, во всяком случае, явиться в Учреждение в шлепанцах, по-пляжному — это выставить себя на посмешище: «Эй, Марат, — крикнет кто-нибудь, — назагорался в Сочах?» И он именно что загорал тут: проворонил истца, который небось сейчас со смеху покатывается вместе с истицей, пролетая над широко раскинувшейся под крылом самолета страной.

Он подошел к двери кинотеатра, которая оказалась заперта. Все афиши сняли, и рамы зияли безнадежной пустотой, разве что… прищурившись, Марат узнал гусеницу олеандрового бражника: волнообразно изгибая упитанное членистое тельце, иногда полувопросительно поднимая переднюю часть туловища, червь лез по алюминиевой окантовке пустующей рамы куда-то вверх. Свет в фойе не горел, освещали его отраженным отблеском только наружные фонари; неужто кинотеатр уже закрыли на капитальный ремонт? Как же он попадет в каморку художника? Обходя здание с тыла, Марат с облегчением услышал гул идущего фильма — узнал средневековую мелодию (может быть, это был последний сеанс перед закрытием) и разобрал несколько фраз: трагедия «Ромео и Джульетта» развивалась своим чередом, но до конца было еще далеко. Двери зрительного зала, выводящие наружу, тоже оказались заперты. И черный ход, через который в коридоры кинотеатра попадала администрация, был, конечно, закрыт. Можно было дождаться, когда зрители станут выходить из зала, и против движения толпы просочиться внутрь, а потом честно сказать контролеру, которая наверняка будет стоять в дверях, ведущих внутрь кинотеатра, про ботинки, оставленные у афишеанца (в ситуации серийных убийств лучше говорить так, как оно есть на самом деле). А пока что нужно подождать. Или, может быть, у Стерха всё же имеется свой ключ от кинотеатра?

Определив место, где, по его расчетам, находится подвальная мастерская, Марат присел на корточки и заглянул за бетонное ребро (ими обведены были борта кинотеатра) — в узкую щель пробивался свет, доносились звуки беседы. Только Марат собрался позвать художника, как разобрал, что второй голос: женский — и поморщился. Он сел, привалившись спиной к бетону, и стал слушать: тут, в подвале шел свой фильм. И тоже про любовь и смерть.

— Он похорошел в гробу. Суровые черты, ужимок нет. Как ты думаешь: чем его отравили?

— Я же не был на похоронах. Понятия не имею. Про Борджиа следователь хорошо сказал. Адик у меня спрашивал накануне рокового сеанса, могу ли я подделать икону, называл богомазом-киномазом. Большой был шутник покойничек.

— Ты хочешь сказать: вот и дошутился?! Адик обрюзг, огрубел, когда вернулся, — ему только мокрушником стать не хватало. А я бы хотела, чтобы мне в гроб мой альбом положили, сумку, зонтик и еще шестой том Большой советской энциклопедии. Проследи, Серёжа, чтобы помада была под цвет крепа, — гроб ведь красный будет, я же не старуха, чтобы меня в черный класть! Да, и обязательно вальсы Штрауса чтоб звучали. — По разговору Марат понял, что в каморке Стерха — Тоня, вначале он сомневался: голоса сестер были до странности похожи.

— Ты сумасшедшая девчонка!

Тоня пришла не позировать. Или не только позировать. Наступила пауза, наполненная звуками частого дыхания, будто кто-то за кем-то гнался, и кошачьими криками, которые Марат не стал идентифицировать, вычленив только: «Стерх — мин херц».

Марата девушки оценивали по росту, а женщины — по возрасту. Симпатии пугали его и раздражали — и в Учреждении, а тем более в побегах: в карты везет тому, кому не везет в любви. Он должен оставаться самым нелюбимым. Чтобы испытать судьбу. Поэтому знаки внимания, которые вдруг принялась оказывать ему Тоня, заметив его и выделив, Марата насторожили. И теперь, когда ясно стало ввиду происходящего в подвале: то, что он принял за интерес со стороны сердечницы, было всего лишь игрой на публику или насмешкой, успокоило его и подбодрило. Никому он здесь не нужен.

Осмысленный разговор через некоторое время продолжился:

— Она отняла у меня даже лицо и приставила к своему телу. Вернее, это ты сделал. Будешь спать с ее телом, продолжать обнимать, а закрывая глаза, представлять мое лицо. Будешь так делать, будешь, скажи?

Ответа Марат не разобрал: то ли «буду», то ли, наоборот, «не буду», потом Стерх выразился яснее:

— Вы с ней антиподы: если одна говорит «черное», другая — «рыжее».