Джулиана Маклейн - Цвет судьбы

– Но у нее день рождения на месяц раньше.

– Если удочерение было нелегальным, в документах могли изменить дату ее рождения и другие данные, чтобы запутать следы.

Я перекатилась на спину и устремила взор в потолок.

– А как ты сам считаешь? Это может быть правдой?

Он вздохнул.

– Признаюсь, порой меня посещала мысль, что у вас с Мариссой во внешности есть что-то общее. На мать она совсем не похожа – Абигейл была голубоглазой блондинкой, а Марисса темненькая. До сих пор я думал, что она просто пошла в отца, а ее отца я никогда не видел, кроме как на фотографиях… – Райан немного помолчал. – Анализ ДНК даст нам точный ответ. Я уже позвонил и заказал тестирование. Завтра с утра вам с Мариссой нужно приехать в клинику. Возьмем у вас обеих кровь и отправим образцы в лабораторию. Результат будет готов через несколько дней.

Я глубоко вздохнула:

– Чудеса современной медицины…

– Еще бы! – откликнулся он. – Послушай, как ты там одна? Может, мне к тебе приехать? Или, хочешь, приезжай к нам.

Я немного подумала над его предложением.

– Не знаю, стоит ли мне сейчас лезть на глаза Мариссе. Я ведь буквально выбиваю почву у нее из-под ног: вдруг оказывается, что любимая мама всю жизнь скрывала правду…

– О Мариссе не беспокойся, – ответил Райан. – У нее светлая голова и доброе сердце. – Помолчав, он добавил: – Впрочем, она в это не верит. Она сама мне так сказала. Готова пройти тест, чтобы тебя успокоить, потому что понимает, что тебе нужно знать точно. Но не верит, что может оказаться твоей дочерью.

– А во что веришь ты? – спросила я.

Поколебавшись, он ответил:

– После сегодняшнего утра, когда мы нашли сердечко Буббы – верю, что возможно все.

На следующее утро я встретилась с Райаном и Мариссой в клинике. Анализы мы сдали за пятнадцать минут. Все было так просто, даже буднично, что в какой-то момент мне захотелось воскликнуть: «Подождите, помедленнее, это же важное дело!» Однако не успела я сказать и слова, как все закончилось: образцы крови были запечатаны и отданы курьеру.

– Не хочешь съездить с нами в больницу к бабуле? – спросила Марисса. Я не сразу сосредоточилась и поняла, о чем она говорит. – У Райана сейчас пациенты, но он нас отвезет.

– Возьмем лучше мою машину, – предложила я. Мне хотелось поговорить с ней наедине, обсудить все произошедшее.

– Райан сказал, ты отлично держишься, – заметила я, когда мы выехали со стоянки на дорогу.

– То же самое он мне говорит о тебе, – ответила Марисса, и я уловила в ее тоне нотку враждебности.

Я включила поворотник и свернула налево, на шоссе номер три.

– Мне очень жаль, – проговорила я. – Понимаю, время для подобных открытий самое неудачное. Хотела бы я, чтобы все это выяснилось иначе.

Я чувствовала, что она сверлит меня взглядом, но упорно не отрывала глаз от заснеженной дороги.

– Ты на меня сердишься? – спросила я наконец.

– Нет. Просто смотрю на тебя и сравниваю с мамой. У вас обеих пухлые губы, носы тоже похожи. Пытаюсь понять, на кого я больше похожа – на нее или на тебя.

– И что же?.. – спросила я, завороженная этой мыслью. Притормозив, я осмелилась взглянуть на Мариссу.

Теперь она смотрела только вперед.

– Думаю, гораздо больше я похожа на нее.

Позже, когда мы сидели у кровати Глэдис, Марисса подняла на меня глаза.

– Прости за то, что я сказала тогда, в машине. Это было жестоко.

– Не нужно извиняться, – ответила я.

Пристально и серьезно она вглядывалась мне в лицо.

– Но тебе сейчас должно быть очень тяжело. Какой это ужас – узнать, что твоего ребенка, быть может, у тебя украли, что он вырос где-то у чужих людей, не зная матери!

«Тяжело»? «Ужас»? Могут ли стертые, бесцветные слова описать то, что сотворила давняя катастрофа с моей жизнью? Одинокая, бездетная, вдова наркомана, так или иначе потерявшая всех, кого любила, – так ли я представляла свое будущее в шестнадцать лет?

Каким-то чудом ко мне пришли нужные слова.

– В тот день, – тихо ответила я, – я потеряла часть души. И дальше вся моя жизнь несла на себе отпечаток этой потери. Родители винили меня в гибели сестры, как будто по моей вине она решила навестить меня в Бостоне. Глен, мой возлюбленный, один понимал, каково мне приходится, и, думаю, винил в моем горе себя. Когда мы поженились, он пытался меня спасти, наладить жизнь заново, надеялся стать для меня рыцарем в сияющих доспехах. Не стану отрицать, спаситель был мне очень нужен. Мы поженились, едва мне исполнилось восемнадцать. Он клялся, что у нас будут еще дети, что мы будем жить так, как всегда мечтали, но мне так и не удалось снова выносить ребенка.