Олег Петров - Тринадцать подвигов Шишкина

Просторную аудиторию на миг сковала трагическая тишина.

– Чмарово?.. Какое Чма… Ах, да… Извините… Да, да, Игорь Игоревич, конечно, поеду. Извините… Я могу идти?

– Свободен, – буркнул проректор.

С этим Шишкин и вышел вон.

– Переучился мальчик… – проводил злорадным взглядом долговязую фигуру Иосиф Давидович. – Да и, видимо, по общественной линии перенапрягся. Слабовата жилка! Зря со спортом не дружит. Чем стенгазеты рисовать, лучше бы в спортзале…

– Эт-точно, – кивнул проректор. И тут же пожалел о сказанном, потому как Валентина Ивановна вдруг с такой палаческой грустью в очередной раз выразила своё сожаление доценту Кацману по поводу его беспартийности, что у того по всему телу эскадроном гусар летучих пронеслись мурашки, а топот эскадронных копыт услышали все присутствующие.

– Нет, определённо у Саши что-то произошло. Он всегда такой собранный… – обеспокоенно прогудела в сторону закрывшихся дверей Рахмиля Ахметовна.

– Да, что-то здесь неадекватно, – изрёк Никита Никодимович, которому было совершенно наплевать, что и как там с этим Шишкиным. Выбывает из институтских списков – ну и точка.

– А мне, товарищи, кажется, что решение выпускника очень здравое и осмысленное. Всем бы вашим подопечным такое понимание обстановки на селе, – обворожительно улыбаясь проректору, сказала Ангорская. – Что мы с вами здесь видели за… – она глянула на своё изящное запястье, украшенное не менее изящными золотыми часиками, – за, практически, четыре часа нашей работы? Унылые, извините, физиономии. Большого желания ехать работать в сельскую школу я не заметила. Всем бы в городе устроиться, в областном центре. Эти скоропалительные браки, беременности… – Она снова одарила проректора ослепительной улыбкой, что невольно заставило его приосаниться.

«Ходок, ходок…» – в который раз подытожила Валентина Ивановна со всей своей тайной партийной принципиальностью. Вслух озвучила самое долгожданное для всех без исключения членов комиссии:

– Плотно поработали, коллеги. Приглашаю на чашку чаю в нашу факультетскую столовую. Выпускники там чего-то наготовили…

Выпускники, конечно, постарались, чего уж там. Но автор этих строк не садист, чтобы подвергать читателя изощрённым пыткам – описанием скромного стола для чаепития комиссии.

А вот обеспокоенность Рахмили Ахметовны без внимания оставить невозможно, потому как, при всей своей отстранённости от объективной реальности, доктор психологии угодила в самую точку. Александра Шишкина, с блеском завершившего обучение на учителя-словесника, стопроцентного городского мальчика, к добровольной ссылке на село могло подвигнуть только Нечто. Катаклизм! Катастрофа!! Армагеддон!!!

Да! Александр Сергеевич Шишкин являлся настолько урбанизированной личностью, что представить его на фоне сельского пейзажа можно было только в двух случаях: на весёлом пикнике или при неких форс-мажорных обстоятельствах.

Пикничок – это понятно. Буколистический фон в «пикничковой» ситуации – явление кратковременное и приятное. И созерцать его при хорошей погоде, в соответствующей экипировке, с приличными «фуражными» запасами, а также при прочем тщательно продуманном материально-техническом обеспечении, можно бесконечное количество раз, даже иногда растягивая на двое-трое суток: с тасканием рюкзака за спиною, с аскетизмом палаточных ночёвок и вливанием в уши гитарно-бардовских поделок под треск костра.

С форс-мажором – посложнее. На то это и обстоятельства непреодолимой силы. Впрочем, за двадцать один год, прожитый Александром на планете Земля, форс-мажорные обстоятельства у него возникали всего четыре раза. И все четыре раза они были связаны с родной «альма-матер», и все четыре раза подкатывали в сентябре. То есть были заведомо ожидаемы, однотипны и даже вполне заблаговременно преодолимы, но Александр сознательно встречал их лицом к лицу. И активно противостоял форс-мажорной напасти с упёртостью Ивана-крестьянского сына в его битве с Чудо-юдо змеем на Калиновом мосту.

Эти форс-мажорные обстоятельства выглядели несколько менее трагично, чем землетрясения, наводнения или буйные лесные пожары. Это были обязательные студенческие десанты на картошку – помощь пригородным совхозам в уборке урожая корнеплодов. Четыре года учёбы – четыре десанта. Первый месяц нового учебного года всегда накатывался корнеплодным форс-мажором: массовым ручным сбором на бескрайних полях вывороченных тракторными копалками картофельных клубней, свёклы, морковки и турнепса. Иногда образовывалась и сеча – капустных кочанов. Но чаще всего ударная битва шла за «картофан». Справедливости ради отметим: совхозное начальство встречало дармовую рабсилу радушно, кормили незатейливо, но сытно, размещали в очагах культуры – сельских клубах, щедро набивая матрацы сеном, даже выдавая старшим групп под роспись подушки и одеяла с простынями на каждую человеко-единицу. И местное население относилось к шумливому студенчеству с пониманием, без какого-либо злорадства – дескать, уж замарайте белы рученьки, нахлебники городские.