Олег Петров - Тринадцать подвигов Шишкина

– У-у-у-у… – нудно гудел в руке рогалик телефонной трубки. Когда ей это надоело и она перешла на короткие гудки, Александр вышел из раздумий, опустил трубку на аппарат и пошёл умываться.

Вот уже и чайник зашумел на весёленьком и аккуратном венчике язычков горелки. Новенькую газовую плиту «Gorenie» Шишкиным притащил лично Георгий Аполлонович Колпакиди, интимно заверивший, что на весь областной центр таких плит из братской Югославии поступило только три десятка и только на базу снабжения геологов. Маман Шишкина благосклонно приняла дефицитное изделие. Саша так и не понял, чему она больше обрадовалась, – тому, что заимела модную импортную плиту, или тому, что оказалась в немногочисленной областной компании владельцев импортного дефицита.

Реакция Шишкина-старшего была более определённой. Отвергнув подношение как подарок и оплатив его реальную стоимость, Сергей Петрович после исчезновения соседа резюмировал, что таких жуликов надо держать на расстоянии выстрела дальнобойной артиллерии. Понятно, что приговор распространялся на всё семейство Колпакиди, включая и обаяшек Никаса с Офелией… А ведь дети за отцов не отвечают, по-сталински заявлял Шишкин-старший. Ещё бы думал так…

Но и папан, и маман думали, как большинство их поколения. Вслух, на полном серьёзе обличали хапуг и спекулянтов, карьеристов и подхалимов, громили подобную публику на различных партийных сборищах, а дома, почему-то переходя на шёпот, кляли обкомовскую верхушку, номенклатурный «блат», с изрядным пессимизмом обсуждали возможные политические последствия той или иной перестановки в Политбюро ЦК КПСС. Но утром привычно отбывали в свои высокие кабинеты, чтобы вечером вернуться из спецмагазина с картонными коробками, наполненными деликатесами, – знай, мол, наших, не последние люди в области!

Чайник весело засвистел. Тут же в голове у Шишкина-младшего снова, как и при той интимно-доверительной речи Колпакиди-старшего, когда он приволок газовую плиту, зазвучали проникновенная мелодия и рвущие душу слова: «…А путь и далёк, и долог. И нельзя повернуть на-а-зад. Держись, геолог, крепись, геолог…» А действительно, что ещё остаётся геологу, когда он тащит на спине по таёжным урманам вот этот тяжеленный эмалированный словенский куб?.. И будет тащить, и не бросит – только советским геологам и презентуют, предварительно посоветовавшись, этакую красоту и полезность страны СЭВ!

…Без десяти двенадцать Александр вошёл в отделанную залакированным деревом приёмную. Под ясные очи аккуратно причёсанной на прямой пробор, строгой девушки в тёмном жакете с комсомольским значком на лацкане.

Девушка была хороша. И так похожа на Наташу-сероглазку, что у Александра тут же неприятно заныло под ложечкой.

– Вы – Шишкин Александр? – скорее не спросила, а подтвердила девушка-секретарша. – На двенадцать к Виктору Николаевичу?

Александру оставалось только кивнуть, но он не удержался и, максимально включая обаяние, спросил:

– Мы знакомы?

– В одностороннем порядке.

– Ор-ри-ге-ни-ально! – настроился на игривый тон Шишкин.

– Ничего особенного, – с суровой комсомольской прямотой безулыбчиво ответила девушка-секретарь. – Я вашу учётную карточку полчаса назад Виктору Николаевичу занесла. Проходите, он освободился. – И она чуть качнула головой влево. Хотя только слепой мог спутать двери в кабинеты первого и второго секретарей комсомольского обкома: внушительные табличищи на застопоренных половинах кабинетных дверей – золото на чёрном стекле – четко разъясняли, кто за какой дверью сидит.

Холодок робости скользнул Александру за ворот. С этим он и шагнул в сумрак междверного тамбура. Кто посещал высокие кабинеты, знает: если дверь только одна и такого тамбура нет – должностное лицо в кабинете или мелко плавает, или окопалось в этом кабинете временно. Или демонстрирует тесную связь с народом. Или ему попросту на всё это наплевать…

Александр машинально постучал по полировке внутренней двери.

– Да-да, войдите, – раздался приглушённый голос.

– Здравствуйте. Можно?

– А, Шишкин!

Из-за массивного стола, уставленного каким-то флажками-вымпелами, миниатюрным глобусом-часами, массивным, под малахит, письменным прибором, золотистой моделью танка, веером авторучек-ракет на чёрной пластмассовой подставке и ещё чёрт знает какими-то канцелярско-сувенирными прибамбасами, навстречу Александру бодро поднялся улыбчивый, молодой, лет тридцати, шатен, спортивный на вид, но уже заметно подлысевший. Протянул руку. Рукопожатие получилось несколько неловким: бархатистая пятерня второго секретаря сжалась чуть раньше, чем Александр успел обхватить её пальцами, – комсомольский вожак только их и пожал.