Никола Юн - Солнце тоже звезда

Даниэль. Наверное, он сейчас в поезде – едет на свое собеседование. Сделает ли он все правильно и станет ли в итоге врачом? Будет ли в будущем вспоминать обо мне – о той девушке, с которой однажды провел в Нью-Йорке два часа? Будет ли ему интересно, что со мной произошло? Возможно, он наберет мое имя в Google, но ничего не найдет. Хотя, скорее всего, он забудет обо мне уже к вечеру, как и я наверняка забуду о нем.

Я все еще пишу, когда вдруг звонит телефон, и ассистентка тут же снимает трубку, не позволив ему затрезвонить еще раз.

– О господи, Джереми. Ты в порядке? – Она закрывает глаза и, обхватив телефонную трубку обеими руками, прижимает ее еще сильнее к уху. – Я хотела приехать, но твоя жена сказала, чтобы я держалась от тебя подальше. – Ее глаза открываются, когда она произносит слово «жена». – Ты точно в порядке? – Чем дальше она слушает, тем живее становится ее лицо. На щеках появляется легкий румянец, а на глазах – слезы счастья.

Ее влюбленность настолько очевидна, что мне кажется, я вот-вот увижу сердечки, парящие в воздухе. Неужели у них роман?

– Я хотела приехать, – шепотом повторяет она. Несколько раз промурлыкав «хорошо», она кладет трубку. – С ним все в порядке. – Она сияет.

– Здорово, – говорю я.

Она забирает бланки у меня из рук. Я жду, пока она их посмотрит.

– Хотите услышать хорошую новость? – наконец спрашивает она.

Ну разумеется, хочу. Я медленно киваю.

– Я много подобных дел видела и думаю, что с вами все будет в порядке.

Не знаю, что я ожидала услышать, но уж точно не это.

– Вы серьезно считаете, что он сумеет мне помочь? – Я слышу в собственном голосе одновременно и надежду, и скепсис.

– Джереми никогда не проигрывает, – произносит она с такой гордостью, с какой могла бы говорить о самой себе.

Конечно, это неправда. Все иногда проигрывают. Мне стоит попросить ее выражаться конкретнее, дать точную статистику его побед и поражений. Это помогло бы мне понять, что же мне чувствовать.

– Надежда есть, – добавляет она.

Хоть я и ненавижу поэзию, на ум приходит стихотворение, которое однажды задавали прочесть в школе: «Надежда – штучка с перьями» [14] Стихотворение американской поэтессы Эмили Дикинсон (1830–1886). . Теперь я в точности понимаю, что значит эта строчка. Надежда хочет выпорхнуть из моей груди, хочет петь, и смеяться, и танцевать от радости. Поблагодарив ассистентку, я быстро выхожу из офиса, чтобы ненароком не задать какой-нибудь неприятный вопрос и не растерять это чувство. Обычно я предпочитаю знать всю правду, даже если она горькая. Но это не всегда легко. Порой правда может причинить больше боли, чем рассчитываешь.

Несколько недель назад мои родители ссорились у себя в спальне за закрытой дверью. Один из тех редких случаев, когда мама решила высказать отцу все накопившиеся мысли. Питер застал меня у их двери – я подслушивала. Когда они закончили выяснять отношения, я спросила брата, рассказать ли ему то, что я услышала. Но он ничего не хотел знать. И так было понятно, что услышала я что-то плохое, а портить себе настроение Питер не хотел. Я рассердилась на него, но спустя некоторое время пришла к выводу, что он, возможно, прав. Только жаль, что те слова, которые они говорили друг другу, из памяти не выкинешь.

Оказавшись в коридоре, я прижимаюсь лбом к стене. Меня мучают сомнения. Может, все-таки стоит вернуться в офис и выжать из ассистентки больше информации? От этой идеи я все-таки отказываюсь. Какая от этого будет польза? Лучше подождать новостей от самого адвоката. И я устала от беспокойства. Я знаю, что слова этой женщины – не гарантия того, что все будет хорошо. Но сейчас мне просто необходимо почувствовать что-то помимо страха. Надежда кажется неплохой заменой.

Я размышляю над тем, стоит ли позвонить родителям и рассказать обо всем. Пока не буду. Что я скажу? Незнакомый человек отправил меня к другому незнакомому человеку? Ассистентка незнакомого человека, у которой даже нет юридического образования и которую я также не знаю, говорит, что, возможно, все будет в порядке? Нет никакого смысла всех обнадеживать.

Единственный человек, с которым мне действительно хочется поговорить, – это Даниэль, но он давно уже уехал на свое собеседование. Жаль, что я не была с ним добрее. Жаль, что я не взяла его номер телефона. Что, если вся эта чехарда с иммиграцией закончится хорошо? Если у меня получится остаться, как я найду его?

Сколько бы я ни притворялась, что между нами ничего нет, все же что-то есть.