…Анна приготовила бламанже, фрикасе и арико вер соте о бур в качестве гарнира. (Творожный торт, курица в соусе и свежие зелёные бобы в кипящем сливочном масле). В холодильник поставила бутылку шампанского. Всё не для себя. Обещал зайти сосед, починить крышу. Лёгкий перекус мужчине не повредит.
Поскольку вокруг деревня с гусями и коровами, Анна решила не наряжаться. Надела простую белую блузку, воротник – маленькое жабо, рукав три четверти, свободный. Юбка чёрная, короткая, потому что прятать такие ноги – грех. Подчёркивать их тоже не надо, ибо скромность – ценнейшая женская добродетель. Босоножки от Маноло Бланик, без изысков, почти как «Мэри Джейн».
Анна не собиралась соблазнять соседа. И вообще не готова была к отношениям. Но внутренний аристократизм не позволял ей принять гостя не идеально. Пусть он даже обычный крестьянин с широкой спиной, мускулистыми руками, синими глазами и хорошим чувством юмора. Да, от него веяло мужской силой и надёжностью. Но Анна всё равно ничего такого не планировала.
Он принёс букет полевых цветов. Он стучал молотком по крыше, потом размазывал какую-то вонючую дрянь. Все мужчины умеют чинить крышу. Ещё они знают, где найти вонючую дрянь. У них с детства чутьё на такие вещи. Ещё он смешной. Говорит, «какой вкусный бефстроганов». На фрикасе! Анна десять минут хохотала.
(Селиванов с трудом дотащил героев до ужина. Пришла пора укладывать их в кровать, но как? Как?! Подумал, не сломать ли героине ногу? Или подвернуть хотя бы.)
Открыли бутылку, заговорили о любви. О чём же ещё под шампанское. Производители точно что-то доливают, гормональное. Сосед рассказал пару сюжетов. Не своих, из жизни знакомых офицеров полиции. Анна ответила историями подруг. Оба сказали «со мной бы такого точно никогда не произошло». Сошлись также на том, что между ней и ним ничего быть не может. Даже смешно. Они совершенно разные. Он – простой, от сохи. Забор починить, помидоры подвязать – вот и все интересы. Она хотела бы сейчас поговорить о Модильяни, зачем он рисовал такие глаза и шеи? Но не с кем. Так и сидели, далёкие и близкие. При этом сосед не хотел уходить. Анна не готова была его выпроводить. И всё-таки нужно было прощаться. Он сказал:
– Я пойду. Ещё дела остались.
– Ночью?
– Ну да. Сон, например. Я хотел бы сегодня лечь спать.
– Согласна. Мне самой ещё пару писем написать.
Во дворе темно. Том пообещал наладить освещение. Завтра же. Он влезет на столб. И там, если не убьётся, зажжёт для соседки звезду. У калитки попрощались. Не успел пройти десятка шагов, услышал вскрик. Так кричат от резкой боли. Бросился назад, нашёл Анну сидящей на земле. Подвывает, за ногу держится. Какой-то хороший человек, говорит, молоток на дорожке бросил. Копытце подвернула.
– Не копытце, а ноженьку, – поправил Том. Он легко подхватил взрослую девушку и внёс в дом. Осмотр принёс, в основном, эстетическое удовлетворение. Том сказал, нога очень красивая. Хоть и с растяжением. Такое лечится водкой. Алкогольные компрессы лечат всё. При должных порциях даже чума и аппендицит отступают. Он мгновенно сбегал за бутылкой, бережно замотал щиколотку. Велел Анне выпить рюмку для анестезии. Сам тоже принял, чтобы разделить боль на двоих. Действовало не сразу. Пришлось повторить. Потом ещё. Том предложил подуть на рану, в детстве помогало. Оказалось, метод работает и у взрослых. Снова говорили о любви, теперь уже честнее. Он сидел в ногах, обновлял компресс. Сказал, как только Анна уснёт, он встанет и тихо выйдет. А ей всё не спалось. От водки комната кружилась. Язык заплетался.
– Дай руку, не то я упаду, – сказала женщина.
– Вот глупая. Ты уже лежишь.
– Всё равно дай руку.
Теперь стали вдруг кружиться его рука, и весь сосед, а потом и вся жизнь завертелась. После Анна пересказывала происшествие как историю из жизни подруг. С точки зрения анестезии, кстати, всё было безупречно.
– Ну, можешь же! А упирался! – похвалила Тамара Ивановна. – Теперь перейдём к вопросу сыра. Ты знаешь, что такое термофильная закваска?
Праздник середины лета устраивают на берегу. Жгут костры, поют песни и едят, едят, едят. Том и Анна получили несколько приглашений. Анна побежала по гостям, а у Тома случился приступ нелюдимости. Но к полуночи и он пришёл к морю. До самого горизонта горели костры. Тома тянули за руки, звали к себе, дарили кулинарные шедевры. Он пел, танцевал, целовался в губы с юными селянками. Жизнь у него не получилась, но и не закончилась ещё.
Читать дальше