Наталья Нестерова - Нежное настроение (сборник)

– Раечка, как ты не понимаешь, я уже давно с тобой расстался... Просто не было случая тебе сказать.

...Гарик разнервничался, начал мельчить, мазать и вдруг с размаху шваркнул ракеткой по столу. Старенький стол вздрогнул. Гарик еще раз промазал и с силой разломал об стол ракетку пополам.

– Я не выигрывал у него, мама! – испуганно пробормотал Боба. – Он сам расстроился, я не виноват...

Неловкую ситуацию спас Антон. Выступив из темноты, пожал руку Бобе, чинно поблагодарил Любинских, махнул рукой девочкам – пока! Старшие Любинские еще не успели привести в порядок сердитые лица, как он скрылся за поворотом.

– Эй, ты куда? – вскрикнула Нина вслед убегающей за ним Маше.

...Маша догнала Антона, задыхаясь, вцепилась в руку, все еще не понимая.

– Почему так неожиданно, что я сделала? – Она со всхлипом вдохнула душный воздух. Показалось, не в книжном, а в буквальном смысле перестали держать ноги. Как это вдруг, посреди жизни, посреди разговора, когда все было хорошо и ничего не предвещало! Вот так с ним всегда. Только расслабишься, он тебе – раз и удар под дых.

– Ну, Раечка... – Антон явно скучал и не знал, что ответить.

На эту скуку Маша и отреагировала:

– Я просто хотела тебя спросить... где моя книжка, ну помнишь, серая такая невзрачная книжечка с картонной обложкой. «Пустынники». Поэма А. Крученых, – издевательски четко произнесла она каждое слово, ужасаясь тому, что говорит. – Букинистическая ценность. Ты ее взял домой посмотреть. И не отдал. Если ты сегодня со мной решил расстаться, то где же моя книжка?..

– Бедная ты, Раечка, – отозвался Антон уже из далекой темноты. – Я просто забыл, понимаешь? Зачем мне ваша книжка?..

Маша медленно брела к дому. Зачем она это сделала? Зачем, зачем...

В конце лета Володя Любинский почему-то всегда задумывался о вечном. Проходит жизнь, взрослеют дети... И сейчас, смягченный коньяком и печалью теплого августовского вечера, не кричал, а говорил с сыном почти интимно, тихо и размеренно.

– Я с тобой как мужик с мужиком. Ты пойми, Маша чудная девочка, наша принцесса... Только она не для тебя.

Боба стоял перед ним как первоклассник. Смотрел в сторону, покачивал ногой, покусывал губы.

– Ты уже сейчас не мужик, а готовый подкаблучник... – Отец говорил с такой энергичной силой и в то же время так необычно доверительно, мягко, почти любовно, что Бобе показалось, он изнутри плачет, так его обожгло. – Из тебя ничего не выйдет, так и будешь всю жизнь ей в глаза заглядывать... Не крути пейс! – не удержавшись, рыкнул Любинский.

Боба смотрел в сторону, покачивал ногой, покусывал губы и повторял про себя: «Уйду из дома. Все. Уйду из дома».

...В саду никого не было. Маша посидела, скорчившись, под кустом смородины, пощипала квелые августовские ягоды и, заметив в окно веранды Бобину тень, метнулась к дому. Постучала в окошко – выйди.

– Боба! Я решила – мы с тобой поженимся. Сейчас пойдем скажем всем, а завтра подадим заявление. Ты рад?

Боба молчал.

– Боба! – Маша немного потрясла его за плечи и вразумляюще повторила: – Поженимся. Мы с тобой. Ты рад?

Она нисколько не чувствовала себя лживой и расчетливой, как те женщины, что прикидывают свои силы, расставляют своих поклонников сложными геометрическими фигурами и, постепенно выбирая предпочтительные, возможные, запасные варианты, берут то, что остается или само идет в руки, а не то, что хотелось.

У нее всегда было две любви, две жизни, и обе одинаково дороги и бесценны. В том эйфорическом состоянии Маше даже какое-то величие чудилось в том, что она наконец-то делает выбор.

– Ты рад?!

– Как я рад, как я рад, что поеду в Ленинград, – машинально пробормотал Боба. – Нет, не рад. И мы не поженимся. Мы сейчас попрощаемся, и утром ты уедешь. А лучше убирайся сейчас. И на этом все. – И прозвучало это не истерически, а так по-новому жестко. Маша взглянула на него кротко и поняла – с Антоном можно было выяснять отношения, играть, расставаться, мириться. С Бобой – страшно. Вот так, именно страшно. Боится она его, вот и все.

– Поедем домой, Нина! – жалобно, с готовыми к отказу глазами попросила Маша. – Только когда все заснут. Пожалуйста!

Нина согласно кивнула.

– Господи, Свининка, какое счастье, хоть ты меня не бросила! – Маша слабо всхлипнула. – У всех неожиданно выросли рога и копыта! Я боялась, вдруг ты тоже мне скажешь: «Уходи, Маша, вон, подобру-поздорову, я с тобой больше не играю!»

Через несколько дней Маша с большой компанией поехала в Москву на выставку Дали. Старой мухинской компанией. Все те же, но без Антона, объехали все дачи, где гостевали летом, собрали бутылки, сдали и на три рюкзака бутылок поехали в Москву. Когда сдавали бутылки, пока в поезде Дали обсуждали, было не больно и даже весело. А когда всей компанией вывалились из Московского вокзала на площадь Восстания, попрощались и разошлись – тут же началась жизнь без Антона. В мастерской Маша однажды видела страшное – как ломает... Эти первые без него в Питере часы и были все равно что ломка.