Помойная баба только вздохнула в ответ, и Ромашов сразу догадался — чья…
Могила была совсем свежей. Растоптанная, желтела вокруг глина.
— На́ тебе яблочко… — услышал Ромашов. — Помяни бедных…
На корявой, морщинистой руке старухи дрожало налитое светом яблоко. Ромашов осторожно взял его.
Уже начало темнеть. За стволами кладбищенских осин разгоралось электрическое зарево огромного города, а в небе чуть теплилась, словно ослепленная этим заревом, одинокая звезда.
— Звезды — глаза ангелочков… — откусывая яблоко, проговорил Ромашов. — Мне бабушка так рассказывала.
— Ослепли ангелочки-то… — тихо отозвалась Помойная баба. — Ослепли, бедные…
Раскаленный воздух разрывал легкие. Но оставалось, оставалось какое-то безумно короткое время, может, всего одно мгновение, чтобы вспомнить все и спастись, и спасти… Обугленной рукой неумело коснулся Ромашов лба, груди, плеч…
Поле…
Покрытое ласковой, чуть колышущейся под ветром травою поле расстилалось вокруг. И бесконечно далеко, в любую сторону можно было идти по этому полю…
1978—1985 гг.
Лешку Егорова прописали в Москве за день до его похорон…
Об этом по дороге с кладбища рассказал Игорь Струнников, больше всех хлопотавший, чтобы похоронили Лешку как положено.
— Без прописки и на кладбище не пускают… — усмехнулся он. — Вот… А вы говорите: перестройка!
Никто в машине: ни Тимур Гериев, на квартире которого собирали поминки; ни замотанный в длинный шарф Женька Котлов; ни тем более Олег Сорокин, сидевший за рулем, — о перестройке ничего не говорили, но поправлять Игоря никто не стал. И так тяжело было, тягостно — на кладбище все вымокли и сейчас сидели озябшие, подавленные.
— Бюрократия… — не отрывая глаз от несущегося навстречу шоссе, сказал Олег Сорокин. — Крепко она еще сидит. Ничем не вышибешь…
— Да никто и не вышибает… — подал свой голос Тимур.
— Ну, по крайней мере, хоть мертвого, а прописали… — угрюмо сказал Женька Котлов. — Хоть в морге он полноправным москвичом полежал…
И замолчал, кутаясь в грязный, немыслимой длины шарф. И еще тяжелее стало. Олег видел в зеркальце, как недоуменно посмотрел Тимур на Игоря Струнникова, и усмехнулся. Он и сам не понимал, зачем Игорь пригласил в машину этого нечесаного, неумытого обормота. Места, конечно, не жалко, но ведь видно, что Котлов так и нарывается на скандал…
Струнников заметил, конечно, недоуменный взгляд Тимура, но в ответ — вот такой уж он человек! — только улыбнулся обаятельно и, повернувшись к Тимуру, спросил:
— Может, здесь свернем, а?
— Там кирпич висит со стороны шоссе! — сердито буркнул Тимур и отвернулся.
У Тимура еще не топили, по комнатам бродила озябшая колли в накинутой на нее шубейке. Остановившись в дверях комнаты, она грустно смотрела на гостей. За спиной колли, словно бы выплывший из добрых и славных времен застоя, ломился от выпивки накрытый стол. Олег чуть задержался внизу: надо было снять «дворники», закрыть машину, и когда вошел в квартиру, его сразу подхватил под локоток Струнников.
— Давай-давай сюда… — скомандовал он, увлекая Олега в боковушку, где сидели и Женька, и сам Тимур…
— Ну, что? — проворно наполняя стаканы, сказал он. — Пока остальные подъедут, помянем Лешку…
— Мне чуть-чуть! — попросил Олег. — Я же за рулем.
— Брось! — Тимур взял свой стакан. — Все равно машину здесь оставишь. А без водки ты и полчаса тут не высидишь. Не топят, сволочи.
Олег покосился на ящики с бутылками, стоящие в боковушке, и, подумав, что, похоже, и правда Игорю Струнникову удалось раскрутить всех, как и его, на полтинник, взял стакан. «Черт с ним… — промелькнуло в голове. — Если что, тут и заночую. Или Ольгу высвищу. Пускай она за руль садится». И еще он подумал, что уже давно пора как следует выпить, расслабиться, сбросить стресс. В последнее время издательства и редакции совсем озверели. Заказы папашке на статьи и предисловия сыпались со всех сторон, а тут еще своя работа… О чем он только не писал за последние месяцы! Нет… Надо расслабиться.
Водка хорошо пошла, с чувством.
Первую стопку так и надо пить — не суетясь, с чувством… Как сейчас, когда молча выпили, не суетясь, не галдя, а как бы вспоминая покойничка. И хорошо водочка пошла, на пользу. Пожалуй, и еще можно выпить, а с машиной он разберется. Пускай Ольга в такси протрясется. Нехорошо, правда, папашку одного бросать, ну да не в первый раз. Только надо сказать, чтобы заперла его в темной комнате, а то опять чего-нибудь в квартире напакостит. Ничего… Полежит там на диванчике, ничего с ним не случится.
Читать дальше