Юргис Кунчинас - Туула

Прокуренный насквозь, душный подвал облюбовали заядлые доминошники, тайные перекупщики, крутились здесь и «шустряки» - их привлекал продуктовый киоск, где разрешалось делать покупки лишь на мизерную сумму, а за гроши не больно-то насытишься, но им, атлетам и гангстерам, вечно чем-то недовольным и голодным, в этом подземелье находилась работенка: то полученную посылку отнимут, то в открытую обчистят шкафчик с продовольствием; тащили все подряд и засовывали в мешок... Иноцентас Венисловас ущучил и их — в свои многочисленные компоты и варенья он добавлял слабительное, а потом с нетерпением ждал своего часа. Когда же шайку-лейку наконец проносило и «шустряки», почуяв неладное, начинали шебаршиться и угрожать расправой, Вацис уже покидал зону.

И все же через два месяца меня наконец снова выпустили в город. На этот раз послали грузчиком на довольно солидную базу «Литэнергоснаб», находящуюся неподалеку от Дворца культуры железнодорожников. Здесь со мной работали в основном степенные деревенские мужики. Города они совсем не знали, родни у них здесь не было, а если и был кто-нибудь, стыдно ведь им на глаза показываться. Трусы и ябедники они были отменные - настучали на меня, что я в комнате отдыха завариваю себе черный чай, ну ладно, ладно уж, чифирь... Ведь за него почти не наказывали, разве что для отвода глаз, дескать, электричество воруется, инсталляция изнашивается, словом, чушь собачья! Нередко я подумывал: а не устроиться ли мне сюда после освобождения из профилактория? Работы здесь не слишком много, товары чистые - различные провода-проводочки, лампы, электронагреватели, калориферы. Здешние женщины на меня не жаловались, не обижали, голос не повышали, а иногда даже бутербродами угощали... Но до хотя бы относительной свободы было еще далековато - ничего, успеется. Я безвылазно торчал на этой базе, все ждал телефонного звонка, читал книжки или резался с кем-нибудь из «коллег» в «66». В городе же появляться избегал, тем более что и остальным там приходилось туго: новый хозяин империи, с чьего благословения только что был сбит южнокорейский самолет, принялся за своих подданных, поскольку огромная страна в его глазах представляла собой логовище лентяев и бездельников. С самого утра возле пивных ларьков, на рынках, в кинотеатрах и других «местах массового сбора» начинали появляться плечистые парнишки, обладавшие немалыми полномочиями. Они могли надавать затрещин, могли и затащить в свои штаб-квартиры, расположенные в самых различных местах. А там уже «разговор» был иной. Для бродяг и дармоедов, пьяниц и бомжей настали суровые времена — чистка велась безостановочно, днем и ночью, группы соревновались между собой, боролись за премии и славу, а я всё думал: сколько же их, этих карателей, требуется, чтобы все работали? Ведь этих блюстителей порядка сотни, тысячи, они тоже получают зарплату, у них «идет стаж», они имеют право на отдых... А в наше учреждение валом валили все новые отряды асоциальных лиц - выпивох и бомжей, которых старожилы называли «бангло», это слово произошло от названия государства Бангладеш. Невооруженным глазом было видно, что далеко не все из них пьяницы, и тем не менее планы перевыполнялись - контингент уже лежал ночью вповалку на полу в клубе, где даже на сцене спало несколько завшивленных, изможденных бедолаг. Временно, говорят, временно! - выходил из себя начальник Трибандис, а что означает это «временно»? Куда я их дену?! Но поток людей замедлился, началось строительство нового корпуса, велась подготовка корпусов для женщин, поговаривали, что количество учреждений подобного рода растет как на дрожжах по всей империи - от Тихого океана до захваченной Восточной Пруссии.

Тогда и пришло твое последнее письмо - больше я уже никогда от тебя не получал никаких посланий. Ты вернула фотографию - нет, не мою. Когда-то я выслал тебе не совсем удачный снимок, сделанный через окно, с костелом Визиток на переднем плане и со смутными контурами Бернардинского костела. Зато на этот снимок ты наклеила фрагмент другой фотографии: на фоне костелов идущая в обнимку улыбающаяся пара молодоженов, их лица показались мне прямо-таки отталкивающими. На фото была не ты, этот коллаж должен был означать одно: оставь меня, наконец, в покое! Я усмехнулся, что в моей ситуации уже не представляло труда, и стал собираться в душ. Меня не особенно удивила встреча на лестнице со знакомым каменотесом, работавшим когда-то в Бернардинах. Его еще не успели переодеть в казенное. Еще одна жертва геноцида пьянчужек! - выпалил я, а он оглушительно расхохотался. Симпатяга, настоящий мужик! Он ничуть не сокрушался, придя к такому «логическому концу», поскольку получил всего полгода и знал, что скоро покинет это заведение. Он почесывал свою пышную бороду, а я тем временем уставился на его коричневые лыжные ботинки и стал выпрашивать их у него: на что они тебе тут, Карибутас, все равно к конвейеру приставят! Он мгновенно разулся - бери! Вечером я отвел его к Педро, познакомил, мы пили чай, а потом тихоня Педро снова принялся ковать медный лист. Да, и талант поддался-таки искушению деньгами, здесь каждый рубль не будет лишним. Мы с новичком разговорились. Спустя столько времени я наконец-то встретил человека, знающего кое-что о тебе, Туула! Притворившись равнодушным, я тем не менее навострил уши, но Карибутас уже все сказал: ты ведешь странный образ жизни, стала настоящей затворницей... да, уже там, на границе с Белоруссией. Забралась в полуподвал и никого к себе не подпускаешь... даже домашних. Тебя Карибутас, по правде говоря, не видел, а вот с братом беседовал. Да, он побывал там у вас! Замечательная добротная усадьба, забор, ворота, собака. Сказал он и как называется тот городок, но вот адреса, разумеется, не знал... Ах, эта моя неуемная тяга к переписке!