Сол Беллоу - С ногой во рту или Язык мой – враг мой

После моих настойчивых звонков на кухню, мне на завтрак приносили чашечку растворимого кофе и ломтик хлеба "Уандербред". Приносила их ко мне в комнату служанка-негритянка, игнорирующая любые мои вопросы. "А что нет у вас яйца, немного гренок или ложки джема?" В ответ лишь тишина. Я дико возмущён отказом кормить меня. Просиживая в ожидании служанки, носящей мне растворимый кофе и поролоновый хлеб, я сочинял и оттачивал адресованные ей комментарии, прикидывая при этом ещё как бы не переборщить с едкостью сарказма, чтобы не испортить с ней нормальных людских отношений. Но дело в том, что пытаясь наладить нормальные человеческие отношения с прислугой брата, я только зря тратил время. Ясно было, мисс Роуз, что я был здесь совершенно нежелательным гостем и никто меня слушать не будет. Я словно бы слышал фразы, которыми инструктируют прислугу: "Урежьте ему прежние услуги" и "Изобразите перед ним самое утомлённое безразличие, на какое только способны" – цитаты фраз Гонерильи из шекспировской драмы "Король Лир". Ещё одним обломом для меня явилось то, что меня поселили в комнатушку, где жила одна из их дочерей когда была маленькой и покинувшей её когда та стала слишком тесна для неё. Если на тот момент я счёл рисунок обоев этой клетушки (по мотивам детских стишков "Симпл Саймон" и "Гуси Гэндер" *) неадекватным, то сейчас я понимаю, что он подходил мне идеально. [* Прим. "Симпл Саймон" (Simple Simon) – букв. Простак Саймон, "Гуси Гэндер" (Goosey Gander) – букв. Глупый Гусак] И после всего я ещё должен был выслушивать как мой брат нахваливает свою жену. В который уже раз он убеждал меня в том, каким она была умным добрым человеком, какой мудрой заботливой матерью и какой превосходной хозяйкой, снискавшей уважение самых авторитетных владельцев крупнейших объектов недвижимости. А какой она была прозорливой советчицей (Так я и поверил!). Ко всему прочему, когда он пребывал в депрессии она так сердечно утешала его и, будучи темпераментной любовницей, дарила ему то, чего он никогда не имел до неё, – покой. И я, мисс Роуз, сливший в эту яму свои $600,000, был вынужден как болван поддакивать и кивать.

Принужденный к подписанию всего потока его липовой документации, я не только подписал вместе с ним счёт-фактуру на товары, которые он продал без моего ведома, а ещё и мямлил слова нужные ему для завершения его предложений. (Представляю, как глумился бы надо мной Уолиш.) Субтропический бриз, благоухающий ароматами магнолий, жимолости, флердоранжа и ещё чёрт знает чего, – повеял над головами двух родных, но столь чужих, братьев. Да только это не бриз, это дыхание смерти пахнуло нам в лица.

Более всего поразила меня последняя попытка Филипа открыть мне свой (лживый!) секрет. Только мне на ухо и на идише он шепотом сообщил мне, что наши сестры вечно верещали как попугаи и что впервые в жизни только здесь он понял, что такое покой и домашний уют. Ложь! Здесь царила оглушающая рок-музыка. Осознав, что облажался, он со всех ног кинулся реабилитироваться. Двумя "Ягуарами" нас отвезли на семейный обед в китайский ресторан – огромный неординарный архитектурный комплекс, выполненный в виде ряда кольцевых колодцев, где размещались обеденные залы со столами, яркой особенностью которых было оформление в виде симфонических литавр. И вот здесь Филип устроил скандал. Он заказал чересчур много закусок, а когда весь стол заставили тарелками позвал администратора и стал жаловаться на то, что его дурят, он, дескать, не заказывал двойные порции всех этих яичных ролов, жареных вонтонов и гриль-ребрышек. Когда же администратор отказался забрать лишние блюда Филип стал ходить с тарелками между столами и предлагать их посетителям: "Вот! Угощайтесь! Бесплатно!" Он никогда не упускал случая побуянить в ресторанах, но в этот раз его осадила Трэйси: "Довольно, Филип, мы пришли сюда пообедать, а не поднять людям кровяное давление." Но не прошло и двух минут как он стал ломать комедию будто обнаружил в салате камушек. Мне уже не впервой приходилось видеть это – на этот случай у него в кармане был припасён камушек. Даже дети уже раскусили его и кто-то из них пояснил: "Вечно он устраивает этот цирк, дядя." Меня аж передёргивало когда они называли меня "дядя".

Хоть немного будьте ко мне гуманны, мисс Роуз. Я пытаюсь излагать дело с той скоростью на которую только способен. Ведь тут в Ванкувере ни души рядом со мной, кроме престарелой миссис Грейсуэлл, так что именно с ней мне приходится витать в эзотерических облаках. Притворяясь, что сломал себе зуб, Филип опускался от американизма женских журналов (любимая жена, прекрасный дом, высочайший стандарт нормы) до американизма рэднэков – орал на азиатов и приказывал своим детям связаться по настольному телефону с его адвокатом. Филистерские замашки богатой американской скотины. Хотя ныне уже трудно быть филистером без тонкого вкуса, адекватного эстетике объекта твоего презрения. Впрочем, что толку рассуждать о "ложном сознании" или ещё какой-то белиберде. Мой брат покорился воле жены, подвергнувшей его тотальной американизации. И чтобы заполучить эту (уже изжившую себя) привилегию ему пришлось продать свою душу. Хотя, возможно, он никогда и не был абсолютно уверен в реальности такой субстанции как душа. Что его бесило во мне, так это мои постоянные напоминания о существовании души. Кем я себя возомнил – типа, раввином реформаторской конфессии, что ли? Не считая траурных церемоний Филип и пары минут не стерпел бы музыки Перголези. Ну а я-то чем лучше? Презрев Перголези, думал лишь как бы повыгоднее пристроить свои деньжата! Вскоре после смерти Филипа в газетах можно было прочесть, что он был связан с "потрошителями" со Среднего Запада – ОПГ, промышляющей угоном дорогих автомобилей для их разборки на запчасти и продажи последних в Латинской Америке и остальных странах третьего мира.