Виктор Пелевин - Тайные виды на гору Фудзи [litres]

– Ты, блять, спальню на яхте переделай, – засмеялся Юра, – я тебя тогда послушаю про Голливуд. Кстати, если ты своего Неизвестного все-таки продать решишь, я в очереди первый.

– Чем он тебе так нравится-то? – спросил я.

– Не то чтобы сильно нравится. Просто у меня сын идиот. Кинокритиком решил стать. Я ему эту скульптуру подарить хочу для вдохновения.

– Голливуд Голливудом, но ракеты по-любому нужны, – сказал Ринат. – Слабых бьют.

Юра вздохнул.

– Слабых бьют, это правильно. А сильных вообще нахуй убивают… Вспомни хоть Наполеона, хоть Гитлера.

– Так вы что, – наморщился Ринат, – предлагаете вообще без ракет?

– Дело не в ракетах, – ответил я. – А в том, что ими защищают. У корейцев хоть идеи Чучхе есть, а у нас? Мы что ракетой «Сармат» защищать собираемся? Свое виденье того, кто ебал Дженнифер Лоуренс?

– Спасибо, Федь, – сказал Юра. – Понял, куда ты клонишь, но при идеях я пожить успел. При Дженнифер Лоуренс мне больше нравится.

– А другие страны что защищают? – спросил Ринат.

– Как когда, – ответил я. – Вот я в детстве любил читать про физиков. Был такой американский ученый Роберт Вильсон. В конце шестидесятых он выбивал в конгрессе деньги на ускоритель элементарных частиц. И какой-то сенатор возьми его и спроси: скажите, этот ваш ускоритель позволит усилить обороноспособность страны? Нет, говорит Вильсон, не позволит. Сенатор спрашивает, а зачем тогда? И Вильсон ему отвечает – ускоритель относится к той же категории, что великая поэзия, живопись, скульптура и так далее. Все это ни капли не помогает защищать страну. Но зато делает ее стоящей того, чтобы защищать.

– И че, дали ему денег? – спросил практичный Юра.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Но цитата осталась.

– Если у нас так вопрос поднять, – сказал Юра, – то под эту твою цитату все министерство культуры отоварится. И все, кто с ними в доле, тоже. Вся эта хуета с печатями новые дачи себе построит. Распилят десять бюджетов, а великой поэзии все равно не будет. И ускорителей тоже.

– Да как же не будет, – ответил Ринат. – Как не будет, когда все это уже есть. Ускорители вот отличные – прямо щас нюхаем. Живопись, поэзия, скульптура, кинематограф – тоже есть. Искусство мирового уровня…

Юра вытянул еще одну дорожку.

– Мировой уровень, – сказал он, морщась, – ускорители, статуи… Кинематограф. Увы, Федя, увы. Ничего такого, что стоило бы защищать, в мире нет. Ни у них нет, ни у нас… Потому что…

Юра опять замолчал, как бы вглядываясь в суть вещей.

– Почему?

– Потому что ничего нет. Ничего вообще. Нигде. Никогда не было. И никогда не будет.

И Юра показал кому-то в пространстве короткий и напряженно выгнутый волосатый фингер.

Разговор, придавленный последней фразой, стих.

Если с тем, что Юра нес до этого, спорить было можно, и, наверное, даже нужно, то с этим – невозможно было никак.

Мы молча переживали невыносимую истину снова и снова – и каждый раз это было как в самый первый. Прошло еще несколько мгновений, и Юра жалостливо всхлипнул:

– Мужики, засекли? Вот сейчас – когда про Дженнифер Лоуренс… Все как раньше было. Настоящее. Живое…

– Угу, – кивнул Ринат мрачно. – Было, да. Только недолго. Сам же и обломал. И где оно теперь? Стабильности нет… А это, Юра, и есть непостоянство.

И мы яростно ввязались в следующий спор.

Это, к сожалению, не всегда было просто, Таня. Мы живем в эпоху, когда все настолько ясно, что спорить о чем-то с пеной у рта можно разве что в телестудии за деньги.

Но мы очень старались, и понемногу лечебная техника начинала работать. Чтобы собрать расползающуюся реальность вместе, алкоголя с кокаином было маловато – но усилие, которое делал мозг, чтобы участвовать в споре, нередко оказывалось гирькой, сдвигавшей чаши весов.

Пока мы орали друг на друга, мир как будто подмораживало. Мы могли какое-то время ходить по тонкому льду приблудных нарративов, забывая о зиянии, спрятанном под ними. Но стоило замолчать, как лед подламывался, и мы глубинными бомбами уходили в черные полыньи прозрения – каждый в свою.

Предмет нашего спора мог быть любым: музыка, книги, украинский вопрос, бессмертие души (тут мы почти сразу начинали дружно хохотать), спортивные тачки, яхты, английская недвижимость и подлость, сложная диалектика американской весны, Трамп и заговор джедаев…

Мы спорили даже о джанах.

И выяснилась одна любопытная деталь: Юра и Ринат во время своих опытов видели свет, а я нет. Этот свет назывался на пали «нимитта» и был, по их словам, очень красив.