Виктор Пелевин - Тайные виды на гору Фудзи [litres]

Вот такую же рябь можно различить и в джане. Это не относится в чистом виде ни к зрению, ни к слуху, ни к ощущениям, ни к мыслям. Шесть чувств тут смешаны во что-то такое, что не похоже ни на что из нашего мира.

Это как бы невидимые волны: докатившись до требуемой черты, они делаются нами. Увидеть их нельзя, потому что мы, наблюдатели, тоже возникаем из них – а как заметить то, что только собирается тобой стать? Парня, способного это сделать, еще нет.

Но, поскольку тебя самого в четвертой джане тоже нет, эти волны иногда становятся смутно и как бы интуитивно различимы (вопрос «кому» здесь не имеет смысла), и переживание это не спутаешь ни с чем другим.

Эти волны становятся миром и нами. А потом новым миром и нами, и опять, и опять. Мы все время возникаем из них, как Афродита из пены – кадр за кадром, вместе со всей нашей вселенной. Мы действительно состоим из быстро сменяющихся кадров, в точности как кино.

А когда начинаешь видеть вместо кино кинопленку, все великие кинематографические вопросы снимаются как грязные носки. Есть Бог, нет Бога, есть ли загробная жизнь, есть ли Мировая душа… Все это полная фигня. Главное, наиважнейшее, о чем даже и сказать-то трудно, видишь в это время сам – и понимаешь дивные вещи.

Помню, мы с Дамианом обсуждали, где душа соединяется с телом. Вот здесь. Потому что из этих волн появляется и душа, и тело, и все остальные человеческие развилки с разводками.

Эти волны – как бы непостижимая радиопередача, из которой возникает все. В сущности, до нее ничего знакомого нам нет. Я, ты, другие, мир, тело, душа – это то, чем волны становятся после… Не знаю, как сказать. Нашего с ними отождествления? Что-то вроде этого, хотя тут уже очень трудно продираться сквозь слова, потому что они начинают противоречить сами себе.

Это как подаваемое к соплу топливо за секунду до воспламенения того огня, где мы корчимся всю жизнь и откуда не можем выйти, потому что мы и есть этот огонь. И смерть здесь вовсе не решает вопроса, поскольку никак не задевает ни этих волн, ни их непостижимого источника – пропав в одном месте, огонь вспыхнет в другом, и снова будет «я», головка от меня и все остальное многообразие человеческих радостей и смыслов.

Но это не значит, что огонь снова загорится в том же околотке. Нет. Огонь каждый раз заново создает свое «время», «место» и все такое прочее. Вот это я просек совершенно точно – и понял наконец, что хотел сказать саядо Ан, когда говорил, что спорить о феноменах нет никакого смысла. Ни смысла, ни возможности. Это как если бы дым рассуждал об огне. Вернее, думал, что рассуждает, пока его засасывает в вентиляцию.

Ученики Будды, как я понял, как раз и старались этот огонь погасить, перекрыв топливный шланг. У них это называлось ниббаной, или угасанием, и это не метафизический или мистический, а чисто технический термин. Я бы даже сказал, несколько пожарный. Или вообще газпромовский – вот как гасят факел над скважиной, перекрывая газ.

И все то, что я пытаюсь сейчас описать, понимаешь в джане за долю секунды, даже не думая – просто как бы получаешь доступ к этому ментальному чертежу.

Смотреть на эти волны обычным умом нельзя, они недостижимы. А когда они делаются иногда видны из высокой спокойной джаны, вопросы ставить уже некому, там можно только видеть. Так уж все устроено. Но потом, когда выходишь из джаны, действительно можно задуматься – если это просто волны, что будет, если они угаснут? Тогда ведь, наверно, пропадет и огонь?

Когда я заметил, что напряженно об этом думаю, меня, конечно, уже вынесло из джаны.

Саядо снял шлем и сказал:

– Санкхара патчая виньяна… С вашей стороны неразумно склонять ум в сторону подобных тонких инсайтов. Во-первых, ваше восприятие крайне искажено. Во-вторых, у вас нет требуемой тренировки, и это может иметь неожиданные последствия. В-третьих, я вижу приближение определенных кармических препятствий. Пожалуйста, обратите внимание на мои слова.

– Скажите, – прошептал я, – а что это за волны?

– Волны? – переспросил саядо Ан, как мне показалось, с недоумением. – Какие волны?

– Ну это… Волны, из которых все возникает.

– Это кармически обусловленные ментальные формации, генерируемые вашим умом, – ответил монах. – Что еще, по-вашему, это может быть?

Темнит, подумал я. И решился обсудить свой опыт с Дамианом – рассказал ему про свои переживания. И про то, что сказал саядо Ан. Дамиан почему-то сразу перешел на шепот.

– Я тоже похожее видел, когда шлем настраивал… Я так думаю, Федор Семенович, эти волны – то самое, что Кастанеда называл эманациями Орла. «Санкхара патчая виньяна» на пали значит «формации порождают сознание», монахи часто это повторяют. А Кастанеда говорил, что сознание – это воспламенение эманаций, их свечение. Огонь в сопле, как вы выразились. Я раньше не понимал, как это. А теперь сам увидел… Высоко мы с вами поднялись, ох высоко… Даже страшно. Как бы вниз не упасть.