Владимир Саламаха - 3. Если упадёт один...

Голосили матери, руки заламывали, но ничего не могли сделать: забрала милиция ребят. Женщина кричала: «Детки-детки!.. Зачем же вы так сделали?.. Пусть бы он лучше меня убил, а вы его двор миновали...» Люди шептались, кровь у него на руках еще с войны не высохла. Он и этих детей тогда ни за что ни про что бил. Вот и получил свое. Но как быть родителям тех ребят, что убили Семена? (Так того звали.).

«Не детям надо было его судить, — говорил дед Ефим. — А если так получилось, то теперь надо судить тех, которые Семена ненадолго за решет­ку отправили. И если у них есть совесть, так пусть сами себя и судят, а не детей».

Мудрено сказал, сразу не поймешь, Савелий даже пальцем старику погро­зил да шепнул: «Молчи, Ефим Михайлович, кому кого судить — не наше дело. Судят по закону, и не всегда по совести».

И еще помнится, через некоторое время спросил старик у Савелия, знает ли тот, что с парнями из Дубосны, которые прибили полицая. Сморщился Савелий, резко махнул рукой: «И не спрашивай!..»

Вспомнилось сейчас это Валику, встревожило. Иосифа с Семеном он не сравнивал. Кучинский никому зла не чинил, но как тогда понять, почему люди так долго считали его плохим человеком? За сына мстили: ты его на свет пустил, ты... Савелий говорил, власть считает старика ни в чем не виноватым перед ней. Так то власть, а люди есть люди. Вот где открывается сказанное дедом Иосифом и сказанное ему в ответ Савелием. Оказывается, «судят по закону, и не всегда по совести». Получается, если есть срок действия закона, а он есть, так и есть срок действия совести. Действительно мудрено. Валик вчера наконец-то понял, что простили односельчане Кучинского, понял, когда дед Ефим сказал, что поплывет к Иосифу.

Иногда Валику очень хочется разобраться во всех тонкостях человеческих отношений, во всем, что слышит и видит вокруг себя. Особенно в том, что касается деда Ефима и деда Иосифа. Многое непонятно в судьбах этих людей, которые когда-то в молодости дружили, а потом, еще до войны, разошлись. Должна же быть какая-то причина. Почему врагами стали после войны — так это понятно. Но вот что важно: чтобы ни было между ними, кто бы из них ни был виноват в том, что стали врагами, дед Ефим, услышав, что тому очень плохо, отбросил все и поспешил на помощь.

И вот плывут на неизвестный Валику хутор Кошара, чтобы забрать оттуда Кучинского. И как понимает Валик, тот сам в Гуду не вернется, хотя и немо­щен, и живет в одиночестве. Торопятся. А коль плывут спасать того, кого еще недавно считали врагом, значит, знает дед Ефим, знают люди о нем нечто такое, что вызывает к нему не просто сочувствие, а желание помочь, забыв все распри. Но в сочувствии нуждается и сам дед Ефим: столько лет ждет сыновей с войны, а их все нет и нет. И пусть жестоко так думать, но придут ли? И не важно, что сочувствие здесь иное, важно, что и то, и другое требует участия других в этих разных человеческих судьбах.

Сочувствуют Кучинскому: «Плывите!..» Сочувствуют Ефиму: «При­дут.» А верят ли искренне, что придут?..

Конечно, всем хочется, чтобы пришли, и Валику — тоже. Как же хочется, чтобы старик дождался своих сыновей!.. И никто не знает, что на душе у деда Ефима все эти семь лет, как закончилась война. И неизвестно, что сейчас у него на душе, когда подплывают к Страже, где, как считает участковый Саве­лий Косманович, в начале войны могли быть сыновья Ефима Михайловича Боровца.

Вон на левом берегу уже видна лужайка, о которой говорил старик. Видны остатки мостика, а также — что-то почерневшее, похожее то ли на шалаш, то ли на груду валежника, и чуть дальше от него угадывается уходящая в лес заросшая молодняком тропинка.

— Деда, — Валик глянул на старика, тихо сидевшего на носу лодки, — кажется, дорожка на Стражу.

— Туда, Валик, туда, — тяжело вздохнул старик. — Но видишь, как зарос­ла. А была же хорошая дорога, телеге места хватало. Хаживал я по ней, было. Она за Стражей сливается с нашей дорогой в райцентр. Могло быть, что мои парни и по этой тропке шли, и по той дороге.

— Это как? — удивился Валик.

Старик неопределенно пожал плечами. А Валик подумал, могло и так быть. Говорил же Савелий, что однажды в начале войны какие-то солдаты, трое их было, ночевали на хуторе. И якобы были они откуда-то из этих мест. Знали солдаты дороги, знали, что ведут они к Страже...

...Нет, не ошибся старик, не ошибся и Валик. Именно по этой дороге Никодим, Иван и Василий шли на хутор. А по той, проходящей возле него, переночевав в доме лесника на хуторе, двинулись на восток. Шли к фронту, не зная, где он, кроме одного: где-то на востоке. Шли второй раз за последнее время, а если конкретно, за неделю или чуть более, — счет дням уже терялся. Первый раз шли с большой толпой мужчин и парней из двух соседних, род­ных деревень, расположенных по разным берегам реки Дубосны. Шли, вроде особенно и не боясь того, что могло ожидать их на войне, так как не представ­ляли ее такой, какой увидели, когда на эшелон налетели немецкие самолеты. Сейчас же шли, преодолевая страх, зная, может случиться так, что домой им уже никогда не вернуться. Но шли...