Эдуард Поляков - По любви [сборник]

В ту пору, как он повзрослел и из мальчишки вырос в статного мужающего юношу, к нему пришла и первая любовь. Было ему пятнадцать, когда летом в Хотяжи к бабушке на каникулы приехала Маша.

Они познакомились на речке. Женька правил дедовой старой лодкой, клееной-переклееной гудроном, тяжёлой под веслами, как каторжная баржа, но тем и накачивал мускулы.

Он проверял жерлицы, на якорьки сажал живца. Маша пришла вечером искупаться. Солнце пряталось за старую плакучую иву, и Женька не заметил, как Маша спустилась по тропинке к воде, а лишь услышал чей-то тоненький задорный голосок:

– Можешь прокатить?

Он поглядел в ту сторону. И замер. Сначала хотел сделать вид, что не слышит. Но потом пригляделся к этой милой девчонке в шлепках и голубеньком ситцевом платьице с махровым полотенцем через плечо и не смог отказать.

– Садись. Только осторожно.

Причалил кормой к заросшему лозняком лодочному затону. Протянул руку.

Она впорхнула в лодку, присела, ухватившись за края бортов, на скрипучее дряхлое деревянное сиденье.

– Куда поедем? – спросил Женька.

– А давай против течения! Я потом спрыгну и поплыву. Ты не против? Меня Машей зовут.

– Евгений. Я не против.

Она поджала колени, готовясь отправиться в свое речное путешествие, и стала смотреть на воду, где то тут, то там плавали на поверхности жёлтые душистые кубышки. Пока не отъехали, она сорвала три. Женька, улыбаясь, грёб.

Из одной кубышки Маша сделала бусы, а две заплела в смешной венок и надела его на голову.

– Похожа я на русалку?

Разговорились. Оба учились. Она в Москве в девятом классе. Он здесь в техникуме на автомеханика. Оказались ровесниками.

Перед двумя большими островами, разрезающими реку плоскими песчаными мысами по краям, поросшими на горбах высокой, веками не кошенной травой, Женька бросил вёсла.

Грести на таком течении не было смысла. Река здесь превращалась в три узких и мелких ручья, бегущих по гальковым перекатам с кое-где сопротивляющимися потоку большими и малыми камнями. Лодка в этих местах относительно берега не двигалась. Или вылезай и тащи её за собой пешком, или сдавайся и возвращайся по течению. Что Женька и сделал. Когда очутились на середине, где поглубже, Женька скомандовал:

– Ну, прыгай. Ты же собиралась купаться.

Маша задорно вскочила со скамейки. Скинула платьице, обнажив стройную, в пугливых мурашках фигурку в купальнике, смахнула шлёпанцы и, посмотрев на капитана судна, попросила:

– Если что – прыгай за мной!

И бросилась в воду солдатиком. Вынырнула. Поплыла.

А Женька так и не понял, что она имела в виду. Зачем ему прыгать? То ли спасать. То ли купаться вместе с ней. Плавала хорошо. Только голова торчала сверху, а тонкие быстрые ножки по-лягушачьи расталкивали воду.

Женька аккуратно подгребал за ней, стараясь держаться на расстоянии, чтобы не задеть пловчиху.

Маша сделала заплыв до самого затона. Он передал ей на берег одежду и полотенце. Спросил:

– Чего это я раньше тебя у нас в деревне не видел?

Она вытирала полотенцем копну мокрых русалочьих волос. Откуда-то из-под них донеслось:

– Мы с папой и мамой из Мурманска приехали прошлой осенью в Москву. Папа у меня военный. Ему дали здесь жильё. Я родилась в Мурманске. Там жила и учиться пошла в школу. Восемь лет проучилась, а теперь вот новый класс, новые учителя, новые знакомые – всё новое. Приехала погостить к бабушке на лето. Мы лет десять с ней не виделись. Ты, наверное, знаешь бабу Настю Студеникину?

– Знаю, конечно.

В Хотяжах всего-то было двенадцать дворов. Все знали друг друга и всё друг про друга.

Женька влюбился в Машу с первого взгляда. Он ещё не понимал, конечно, что с ним происходит. Но на следующий день, ближе к вечеру, на реке с ним случилось что-то загадочное. Женька волновался. Женька ждал её. Женька хотел, чтобы Маша пришла на вчерашнее место и чтобы он снова был ей нужен.

И она пришла. Так же осторожно спустилась по крутому берегу к реке. Так же попросила прокатить. И всё повторилось сначала. Только дольше.

Они становились всё ближе и ближе друг к другу. Стали встречаться по вечерам. Гуляли. Назначали встречу на другой день. Потом стали с деревенскими ребятами ходить на костёр, набирая с каждого двора по охапке дров. Костёр жгли под старой ветлой в небольшом овраге на берегу реки. Через овраг лежало огромное необхватное бревно, которое приспособили под лавку. На ней рассаживались. А кто-нибудь один внизу на глазах у всех занимался разведением костра. Слушали музыку из маленького радиоприёмника. Пели песни под гитару. Пекли картошку в углях. Ночи пролетали незаметно. С тёплым светом летнего костра разгоралось в душах влюблённых настоящее чувство. Женьке хотелось прикоснуться к любимой. Согреть ей руки. Обнять полой теплой телогрейки и спрятать у себя под крылышком. А Маше просто было хорошо с ним. Она, как птичка, прижималась к Женьке и чувствовала, как всё тело отзывается его заботам, а сердце бьётся так, словно летишь с разбега по высокому склону горы, и вот-вот у тебя появятся крылья, и ты взлетишь в небеса.