Иона Грей - Письма к утраченной

– Вот, держите. Наша доставка – самая надежная. Вскройте конверт, проверьте – ваши ли часы? Правда, в противном случае я ничем не смогу вам помочь. На ваших была гравировка – «С.Т. 1942». Так?

– Так. Часы мне подарили на Рождество свекор со свекровью.

Чувство облегчения, а пожалуй, и благодарности немного раскрепостило Стеллу Торн. Дэн вел ее дальше, мимо фонтанов, к Национальной галерее.

– Вы нашли часы в церкви, да?

Он не проговорился, потому что давно изгнал из памяти стычку с коренастым наглецом.

– Конечно! Как раз там, где вы искали. Не пойму, как вы их не разглядели.

Они добрались до лестницы и остановились. Очередь медленно продвигалась в здание. Возникла короткая пауза. Дэн думал, как бы повежливее попрощаться. Усилия не увенчались успехом – он одичал на авиабазе, отупел от усталости.

– Собирался пойти на концерт. Это здесь, прямо в галерее. Сегодня играет Майра Хесс, а я давно мечтал ее послушать.

Стелла вздрогнула. Того и гляди, рванет с места, как нервная кобылка.

– Простите. Я не хотела вас задерживать… Мне пора домой. Большое спасибо за часы.

Вот она уже пятится. Через секунду развернется, через две – будет проглочена толпой.

Сердце сделало неожиданный кульбит, рот сам собой открылся, не дожидаясь одобрения мозга.

– Послушайте! В смысле… если вы не очень торопитесь… если у вас нет срочных дел, давайте вместе сходим на концерт!

Они поднялись по ступеням, правда, на некотором расстоянии друг от друга, ничего не говоря, встали в очередь. Впрочем, Дэну-то было что сказать. Он говорил беспрерывно, только про себя и обращаясь к себе, и речь изобиловала словами «черт возьми», «идиот» и «ошибка».

Он не ожидал согласия Стеллы Торн. Он ожидал отрицательного качания кудрявой головки, а также выдуманного наскоро «срочного дела». Тогда он с чистой совестью, с чувством исполненного долга мог бы наслаждаться игрой Майры Хесс. Теперь же на него легла ответственность: следить, чтобы Стелла Торн не скучала, в антракте занимать ее светской беседой, даром что от усталости он едва собственное имя помнит.

Холсты из Национальной галереи вывезли, на стенах зияли пустые глазницы рам, однако в глазах Дэна отсутствие картин лишь подчеркивало прелесть архитектуры, вызывало ассоциации с красавицей, которая еще милее без бриллиантовой мишуры. А еще – со Стеллой Торн. Проходя гулким холлом, он бросил на нее взгляд. Девушки, которые бегали на их базу потанцевать, а также те, которых он встречал в лондонских барах, поголовно злоупотребляли алой помадой. Алая помада была вроде пароля, вроде особого знака. Губы Стеллы Торн имеют естественный бледно-розовый оттенок. На ум пришло слово «нагота». Боже! Понимает ли Стелла Торн, насколько это сексуальнее? Нет, конечно, не понимает.

И, будто мало было Дэну предполагаемой светской болтовни в антракте, со всей отчетливостью возникла новая проблема. Каким образом справится он с плотским желанием, которое непременно вызовет близость такой женщины, как Стелла Торн, – юной, прелестной, застенчивой, замужней? Нет, Дэн не из категории парней, которые едва дотягивают до увольнительной и устремляются в Лондон, чтобы как придется потушить пламя в штанах. Но он и не каменный. Несмотря на отчаянные усилия родной армии, Дэн до сих пор сохраняет человеческую природу.

Для концерта отвели восьмиугольную галерею, стулья установили в трех залах, к ней примыкающих. Большинство мест было уже занято, но острый глаз летчика выхватил два соседних пока свободных стула в конце ряда.

Не успели они усесться, как музыканты взялись за финальную настройку, и разговаривать стало невозможно. Вокруг шуршала и шаркала публика – лондонское общество в разрезе. Тут были представители всех слоев – от конторских служащих и солдат в увольнительной до пенсионеров. Опоздавшие продолжали проскальзывать в зал, занимать неудобные скамьи вдоль стен. Скоро мест почти не осталось. Внезапно среди общего гула и звуков настройки четко обозначились совсем иные шумы. Дэн обернулся к двери и увидел внушительную даму в меховой горжетке, с надежно зафиксированными на ушах локонами стального цвета. Горестно вздыхая, дама по-черепашьи вытягивала морщинистую шею, высматривала свободный стул. Окружающие демонстрировали крайнюю погруженность в себя.

Дэну стало неловко. В нем боролись привитое с детства почтение к старшим и сравнительно недавно приобретенная усталость. Очень скоро победу одержала привычка мирного времени. Дэн тронул локоть Стеллы, извинился одним взглядом, встал и взмахнул рукой, чтобы привлечь внимание пожилой дамы. Просияв, та устремилась к нему.