Татьяна Труфанова - Счастливы по-своему

Богдан цепко оглядел все это плещущее богатство и не более чем через десять секунд выхватил в мельтешении затылков среди бирюзовой воды знакомую царственную посадку головы и высокий узел каштановых волос. Майя плыла по первой дорожке.

Он решительно направился за ней. Даже пришлось ускорить шаг, как в танце. Почти нагнав ее, Богдан поскользнулся, но удачно превратил падение в коленопреклонение. Букетище перевесил и мазнул воду прямо перед носом дамы, и Богдан, спасая положение, крикнул:

— Розы! Для прекраснейшей женщины на свете!

Тут одновременно случились три вещи: обладательница царственной головы ахнула нежным контральто и повернулась, Богдан понял, что ошибся, а с третьей дорожки раздался голос:

— Богдан, у тебя совесть есть?!

Соловей выпустил из рук букет. Вот она была — мама. На расстоянии десяти метров, в неприметной темно-зеленой шапочке, огорчительно подчеркивавшей, что мама постарела… «Как же так?» — растерялся Богдан. Мама казалась какой-то маленькой, пергаментно-бледной, съежившейся — совсем не такой, как в его памяти.

Пловчиха с контральто, вполне приятная дама лет шестидесяти, что-то спрашивала у него.

— …конечно, перепутали, — донеслось до Богдана, — я вам помогу собрать… ай! колется!

Богдан взглянул на расплывавшиеся по воде цветочные палки, которые пыталась согнать в центр чужая дама. С соседних дорожек за розами следили, как пираньи, другие пловчихи. Богдан вздохнул:

— Я перепутал, но это все равно вам.

Он поднялся с колен и, не оборачиваясь на контральтовые благодарности, пошел к финишу третьей дорожки, где его ждала Майя.

— Ты сто лет не являлся, наконец приезжаешь, — возмущенно сказала мама, — и что я вижу?! Ты даришь цветы другим женщинам!

Богдан поднес к губам ее мокрую руку и поцеловал.

— Мамуля! Ты же простишь мне эту маленькую дурную привычку?

Через полчаса Майя вышла из здания бассейна. Даня, подъехавший к самым дверям в нарушение всех правил, ждал у машины. Теперь Майя выглядела гораздо ближе к той женщине, которую она хотела предъявлять сыну и миру: энергичной, элегантной и полной достоинства. Она распрямила спину и шла уверенно, вокруг стройных ног развевалась длинная изумрудная юбка, сиреневая блуза была перехвачена в талии алым поясом (талия, как у Гурченко! да-да!), а сиреневая шляпка заявляла населению: это дама, а не бабуля! Разумеется, Майя еще поработала над лицом: тут дорисовать, тут затушевать — и, взглянув на себя в зеркало перед выходом, уверилась, что стала выглядеть на десяток лет бодрей и моложе.

— Эта женщина, кому ты мои розы отдал, я ее видела — до-воль-на-я! — сказала Майя, шествуя к сыну. — Ты правильно сделал. Она будет вспоминать это годами, как главный сюрприз в своей блеклой жизни.

Богдан хмыкнул и открыл перед мамой дверь «дээс».

— У тебя опять новая машина? А где «БМВ»?

— Отдал в добрые руки за хорошие деньги. А это, мама, это же не машина — богиня!

— Ну, если машина, которая практически моя ровесница, еще на ходу — она, несомненно, богиня! Ладно… — Майя глубоко вздохнула. — Поехали на кладбище.

— В каком смысле? — удивился Богдан.

Мама развернулась к нему и вперила в него строгий взгляд черных глаз.

— А как ты думаешь? Ты не был в родном городе десять лет! Десять лет ты не навещал могилу отца!

— Это правда, — закивал Богдан. — Десять лет. Следовательно, еще один день погоды не сделает.

«Дээс» плавно тронулась с места.

— Я не знаю, чего от тебя ждать. Ты даже не позвонил! Почему не предупредил, что приедешь?

— Ма-ам, — Даня, невзирая на седину в волосах, заныл точь-в-точь как шестнадцатилетний, — ну, не предупредил… Все любят приятные сюрпризы, а я — тот самый приятный сюрприз! Настроение возникло. Сижу вчера — хоп! Настроение. Утром вскочил в машину, педаль в пол — и приехал.

— А завтра у тебя другое настроение возникнет. Педаль в пол — и прощай? В общем, на кладбище, Богдан!

— Мам, я никуда не уеду.

— В каком смысле? — тут уже встревожилась Майя.

— Завтра не уеду, — поправился сын. — Побуду дня три, навещу всех… Тебе надоем.

— Хм! Для этого придется задержаться на месяц.

— Как? Надоем всего за месяц? — возмутился Богдан.

Майя улыбнулась и вместо ответа потрепала его за ухо.

Светло-синий «Ситроен» небыстро скользил вдоль улицы, шины шуршали об асфальт, мотор рокотал ровно. Майя отвернула голову к стеклу: повлажнели глаза почему-то, а она не хотела, чтобы сын это заметил. Это и другое… не все ему надо было знать. Когда она увидела Богдана в бассейне, сперва подумала: обозналась. А затем защемило сердце от радости.