Михаил Дёмин - Блатной

— Н-да, скорей всего так, — проговорил я уныло. И тут же добавил, осененный новой мыслью: — Но, с другой стороны, может быть, это мне на руку? Для своего они как раз и должны постараться.

— Постараться, это верно, должны, — сказал, наморщась, Левка. — А все же связываться с ними опасно. Я бы, например, не рискнул. Как ни говори, а ведь это все — люди темные, занимающиеся политикой… Зачем честному жулику влезать в ихние дела? Можно так влезть, что потом не выберешься. Клюв вытащишь — хвост застрянет, хвост вытащишь — клюв застрянет.

— Ни в какие ихние дела я не влезаю, — возразил я резко, — и не собираюсь.

— Уже влез, — сказал он и осуждающе качнул головой, — уже с ними портнируешь, в одной упряжке ходишь… — и, еще раз взглянув на виднеющийся вдали дом, он добавил медленно: — И потом имей в виду: если тебя вместе с ними застукают — хана. Пощады не жди. Тобой уже не угрозыск будет заниматься, а КГБ. А с этой конторой шутки плохи.

— Что ж, — вздохнул я, — теперь все равно ничем уже не поделаешь. Колесо завертелось. Да и какая, в сущности, разница — с кем я буду отныне связан? Любой переход через границу — дело политическое.

— А ты, значит, твердо решил?…

— Да, старик, — сказал я, — это бесповоротно.

— Думаешь, там будет лучше?

— Не знаю, не уверен. Марго точно так же меня спрашивала. А что я ей мог сказать? Там видно будет.

— Она, значит, возражала?

— И как еще! И вообще, насколько я сейчас понимаю, она была в курсе всех дел. Но почему-то отмалчивалась, предпочитая говорить намеками, недомолвками…

— Была, говоришь, в курсе? — переспросил задумчиво Левка. — Что ж, пожалуй. Я сейчас припоминаю… С ней во время оккупации в Одессе одна история случилась… В общем, дело было так. У нее на малине был убит какой-то немец. Убит или отравлен — неважно, короче — сыграл в ящик. Полиция устроила там облаву и, конечно, замела Марго. Все думали, что она уже не вернется. Однако она через полгода вернулась — и снова, как ни в чем не бывало, начала крутить свои дела. И вот тогда-то впервые появился Копченый.

— Ты его встречал? — поинтересовался я. Видел когда-нибудь?

— Один раз, случайно, но слышал немало. В общем, он был связан с немцами, это ясно.

— А теперь…

— Теперь он в контакте с этими, — Левка усмехнулся, — с твоими террористами. А может, и еще с кем-нибудь… Разве их, таких, поймешь?

— Послушай, но ведь ты о «таких» как раз и мечтаешь, — заметил я. — Почему ж ты Копченого тогда выпустил из рук?

— Нет, милый, — осклабился Левка, — я не о таких. Мне какой шпион нужен? Мне шпион нужен тихий, кроткий, запуганный. А этот турок… или — казак? В общем, этот тип…

— Ну, ясно, — сказал я, — он твоему идеалу не соответствует.

— Никак не соответствует!

— Да и вряд ли ты когда-нибудь этот идеал найдешь.

— Ох, не говори, — Левка скорбно потупился, сжал рот в куриную гузку. — Я и сам иногда так думаю, но ведь жить без мечты нельзя. Надо же иметь хоть какие-нибудь идеалы!

Итак, я попал из огня да в полымя! Спасаясь от блатных передряг, приобщился к другим — политическим. Ища тишины и покоя, угодил в бендеровское подполье, в организацию террористов, причем в самый центр их, в самое гнездо.

И все осложнялось еще тем, что они считали меня «своим»!

Они считали меня своим и в качестве такового вполне могли использовать меня в конкретных делах, в текущей работе.

А работа у них была специфической! Чуть ли не каждый день доходили до меня слухи о деяниях бендеровцев — о растрелянных активистах, спаленных хатах, пущенных под откос поездах… Вот к этим самым диверсиям они могли теперь привлечь и меня. И, вероятно, поэтому медлили со мною, не спешили перебрасывать через границу.

Но даже и в этом случае, если бы меня наконец перебросили, даже и тогда я оставался бы в их руках… Париж был далек, и путь к нему — неясен. Скорее всего, я шел бы нелегально, «по цепочке», и Бог знает, где и когда бы эта «цепочка» пресеклась!

Люди эти приняли меня и ввели в свою организацию на основании письма Копченого. Но что он написал обо мне? Что именно? Как отрекомендовал? Какие дал им советы и инструкции? Все это было для меня полнейшей тайной.

Я жил здесь уже вторую неделю — томился ожиданием и не знал, как поступить, что делать. Ждать еще? Но сколько и до каких пор? А может, плюнуть на все, бежать отсюда и снова вернуться к блатным?

Я подумал так и сейчас же сообразил, что бендеровцы теперь не выпустят меня живым, не дадут уйти безнаказанно. Любая моя попытка к отступлению будет расценена как предательство…