Юрий Додолев - Что было, то было. На Шаболовке, в ту осень...

Егор Егорович замолчал, и я подумал, что он, должно быть, видит сейчас ту переправу…

— Перед войной наш старшина председателем колхоза был, — сказал Егор Егорович после непродолжительного молчания. — Тогда еще я не знал, что сам стану председателем. Так вот, мой дружок все сокрушался, что мало успел. А теперь ведь все на наши плечи, а? Вот и думаю: все будет — дай только срок. Сегодня новый коровник ставить начали — это, извиняюсь, первая ласточка. А там должно пойти. Конечно, трудненько придется. Правильно я говорю?

— Правильно, — сказал я, потому что сам думал так.

— Как же ты теперь свою жизнь планируешь? — спросил Егор Егорович.

— Наверное, здесь останусь, — ответил я.

— Это хорошо, — отозвался Егор Егорович. — Нам грамотные ох как нужны!

«А ведь он не знает, что я недоучка», — подумал я и сказал Егору Егоровичу, что обманул его тогда, что образование у меня шесть классов.

Егор Егорович кашлянул. Я не видел в темноте выражения его лица, но чувствовал — он хмурится. Он молчал довольно долго, а потом сказал задумчиво:

— Видно, от своей совести не убежишь, не спрячешься. Будем считать, что соврал ты по молодости лет. В молодые годы всегда хочется казаться лучше, чем ты есть. — Он снова кашлянул. — Скажи все же, чего на мое письмо не ответил?

— На какое? На то, что Валька передала? — Я сказал «Валька» и почувствовал, как спазма сдавила горло.

— Нет, — возразил Егор Егорович, — на другое. Я тебе его по почте послал на адрес Ульяны Григорьевны.

— Не получал, — сказал я.

— Значит, потерялось.

— Может, потерялось, а может, оно у тетки Ульяны лежит.

Егор Егорович тихо рассмеялся.

— Какая же она тетка?

— Так ее все называют, — объяснил я.

— Знаю, — сказал Егор Егорович. — Только ей года, извиняюсь, не вышли, чтоб в тетках ходить.

Упругая ветка яблони упиралась в деревянную крестовину окна, в комнату тек медово-приторный запах. На подоконник вспрыгнула кошка, и два зеленовато-огненных кружочка уставились на меня.

— Кис-кис-кис! — позвал Егор Егорович.

Зеленовато-огненные кружочки исчезли. Кошка прыгнула Егору Егоровичу на колени и замурлыкала.

От духоты раскалывалась голова. Я подошел к окну, сел на подоконник и услышал: кто-то постучал в окно соседней хаты. Ломающийся басок произнес:

— Анют? А Анют!

«Кто это? — подумал я. — Ведь это хата Давыдовых».

— Ишь ты! — прошептал Егор Егорович, подойдя ко мне. — Кто бы это мог быть?

Окно осторожно распахнулось, и девичий голос ответил полушепотом:

— Ну чого тебе?

— Не сердись, — захлебнулся басок. — Я лежал, лежал и прибег. Выдь, Анют, погулять. Глянь, какая теплынь.

— Вот еще! — фыркнула Анюта.

«Выйдет или нет? — Я прислушался. — Пусть выйдет».

— Выдь! — потребовал басок.

— Не хочу, — сказала Анюта. — Утро вон скоро. Да и деда не спит. Хворый он, а ты на весь хутор шумишь…

Стукнуло окно, наступила тишина. И мне почему-то стало весело.

— Дождь нужен, — сказал Егор Егорович. — Ох как нужен! Ну ладно, в самом деле петухи скоро орать начнут.

Я лег на диван, долго лежал с открытыми глазами и думал. «Завтра матери надо написать», — решил я. «Здравствуй, мама! — напишу я. — Живу, работаю. Хвалиться пока нечем, но это только пока…»

Глаза смыкались. Уже в полусне я вспоминаю первый день в Москве: будто стою я у военкомата, моросит дождик, мелкий, осенний дождик, бабахает дверь на пружине. И в дреме, вспоминая дни моего возвращения с фронта, я думаю о новой жизни, которая меня ждет. Но думаю по-другому — не так, как семь месяцев назад…

Я узнал его сразу. Он шел скорым шагом, отбрасывая назад правую руку; левая покоилась на лямке солдатского сидора, висевшего на плече. Был он в выцветшей, тесноватой гимнастерке без погон, в таких же выцветших и тесноватых брюках; ботинки посерели от пыли, много раз стиранные обмотки доходили до колен; щеки запали, на загорелой коже четко выделялись два шрама: один — на лбу — старый, довоенный, и другой, свежий — с багровой полоской посредине.

— Дядя Ваня! — крикнул я.

Он остановился, прижал палец к губам. Но было уже поздно: Вера выглянула в окно, вскрикнула и через несколько мгновений появилась во дворе — простоволосая, в наспех наброшенном халате, шальная от счастья. Дядя Ваня раскрыл объятия и…