Сергей Мавроди - Сын Люцифера

− Насчёт неприкосновенности. Снять, естественно, могут. В принципе. Чисто теоретически. Однако − твёрдо уповаю! На справедливость…

(В зале захихикали.)

…Ибо депутаты, − возвысил голос Паутов, − как всем известно, состоят из особого депутатского вещества и потому чисты и непорочны, аки ангелы небесные. Земное к ним не пристаёт. Мандат это вообще типа индульгенции. Все грехи сразу снимаются. «Ныне отпущающи». Всё, что они говорят, − правда, правда и только правда. Врать они вообще не умеют! Ибо, повторяю, ангелы.

В доказательство приведу пример безвременно почившего в бозе депутаты Корочкина, на место которого я, собственно, и избирался. Какие-то злые дяди его застрелили. И как только рука поднялась! На народного-то избранника. Носит же земля таких! − Паутов сокрушённо покачал головой.

− Ну да, ладно, − после паузы продолжил он. − Так вот. На депутата Корочкина Ген. прокуратура тоже ведь выходила с представлением о лишении его депутатской неприкосновенности. Причём вменялось ему ни много, ни мало, как убийство двух человек, которых он якобы расстрелял из автомата…

(Шум в зале.)

…Ну, депутат Корочкин был, по отзывам очевидцев, человек простой и бесхитростный − он вообще-то водочным королём был в округе − и когда ему дали слово − а при решении вопроса о снятии неприкосновенности депутату дают возможность выступить и изложить перед Думой свою версию происшедшего − так вот, когда ему дали слово, он вышел на трибуну и ничтоже сумняшеся поведал Думе следующую замечательную историю. Как всё на самом деле было.

«Я был на вечеринке. Там были какие-то незнакомые мне люди, с которыми у меня возникли неприязненные отношения. Когда я возвращался домой ночью через парк, я увидел этих людей, бегущих ко мне с явно враждебными намереньями. Я испугался и вдруг вижу, в кустах валяется автомат Калашникова. Ну, я схватил и!.. обоих. На месте. Вот так оно всё и было»…

(Гул и оживление в зале.)

…И Дума сказала: «Всё отлично! − Паутов развёл руками. − Теперь мы всё поняли! Хорошо, что Вы нам так всё подробно объяснили». И неприкосновенность − не сняли. Поэтому, повторяю, − Паутов тяжело вздохнул, − твёрдо уповаю и надеюсь. Что тоже − объясню. (Да-а!.. Хуй!! − в то же время с горечью подумал он. − Если бы не подписи…)

Ладно, давайте дальше… Это было… Это… Личное опять… Тоже было… Так… Ну что, всё?.. Бог ты мой, сложили-то как тщательно! Прямо малява, в натуре… А-а!.. Поня-ятно!.. Почему так сложили. Ну, наконец-то!.. А то я уж думаю, неужели?.. − Паутов ещё раз пробежал глазами развёрнутый им только что мятый листок с пляшущими кривыми строчками. Лицо его застыло.

− «Будь ты проклят, падаль, мразь и ничтожество! − громко прочитал он. − Ненавижу!!!»

Зал глухо загудел и затих. Все смотрели на Паутова. И − ждали.

− Любите, значит? − ухмыльнулся тот. − Ненависть это ведь та же любовь, только со знаком минус. И заслужить её, кстати, так же трудно. Как и любовь настоящую. Но мне обычно удаётся, − он снова ухмыльнулся. Только ухмылка вышла на этот раз уже несколько кривоватой.

Он почувствовал вдруг, что записка его задела. В душе, с самого дна её, поднималась холодная, тяжёлая злоба. Точно всплывал медленно из глубины какой-то чудовищный дракон. Даже не на автора записки вовсе злоба, нет. На всех!! На весь этот лживый насквозь, лицемерно-фальшивый и глупый мир. На зал на этот! Зачем он тут всё это целый час рассказывал тогда? Душу наизнанку перед этим стадом выворачивал, душевный стриптиз устраивал? Чтобы такую вот записку в конце получить? Размяк, «институт родной»!.. Ах-ох!.. Сюси-пуси!.. С-с-сволочи!!.. На всех!!! Демоны его уже бормотали что-то глухо и страшно и шипели, как гнездо потревоженных гадов. Клокотали невнятно, как кипящая, густая и чёрная смола. На всех!!!! Он ощутил, как безумие с головой накрывает его и мягкой волной подхватывает, подхватывает и вздымает куда-то всё выше… выше… выше… К самым небесам. Сверкающим и синим. Ледяным! НА ВСЕХ!!!!!!

− Насчёт проклятий, − он почувствовал, что губы у него дёргаются и как-то плохо слушаются. Он словно выплёвывал слова. − Я проклят официально. Предан церковной анафеме. Баптистами, правда. Всего лишь. Но интересна мотивировка. «Человек не мог такое сделать, значит, ему помогал дьявол», − губы его против воли искривились в какое-то подобие волчьего оскала. − А в одном интервью я вообще предлагал всем желающим проклясть меня. Это тоже насчёт проклятий. Экстрасенсам, магам, колдунам, сибирским шаманам, сектантам, всем!! Среди присутствующих, кстати, нет желающих нечто подобное проделать? Вот прямо сейчас? Публично? Нет? А жаль. Это так ведь эффектно было бы.