Погодите, погодите!.. А зачем же она его из раствора-то высунула?! Не может же она его просто так хранить, оно же…а, черт! ну… протухнет, испортится! господи, прости меня, грешного!..
Здарский внимательно огляделся. Так… куда же?.. Потом взгляд его снова остановился на жене. Она с прежней светлой улыбкой молча наблюдала за ним и, казалось, ждала, когда же он наконец сообразит?
— Т-тома… — пораженный вдруг страшной догадкой, запинаясь, произнес Здарский, в ужасе на нее гладя. — Ты говоришь он… оно… внутри тебя… Внутри… Ты же?.. Ты ведь?.. Ты ведь не хочешь сказать?.. Ты же его?.. не?.. — Здарский набрал побольше воздуха. Он почувствовал, что волосы на голове у него шевелятся. — Н-не… Н-ни… Не… съела?!.. — Здарский застыл и не в силах отвести от жены завороженного взгляда, напряженно, замерев, ждал ответа.
— Ну, конечно! Конечно, милый! — бесконечно счастливым голосом, проникновенно и страстно, трепетно прошептала она, потянувшись к мужу всем телом и сделав к нему шаг. — Наконец-то ты понял!
Здарский в ужасе попятился. Тамара, широко улыбаясь, двинулась к нему. Здарскому вдруг показалось, что между острыми зубами ее застрял маленький кусочек красноватого мяса, а губы испачканы кровью. Он ощутил мгновенные сильнейшие позывы к рвоте и одновременно почувствовал, что все его существо захлестывает тот суеверный, первобытный и не поддающийся никакому контролю чисто животный страх, который испытывает, любой человек, оказавшись наедине с людоедом.
Он резко повернулся и не помня себя от совершенно непереносимого ужаса бросился у двери. Кажется, его рвало на ходу.
Здарский плохо помнил, как он оказался в церкви. Скорее всего, по чистой случайности. Просто мимо, наверное, проходил, когда бесцельно бродил потом по улицам.
Он стоял, смотрел на молящихся, на иконы, на горящие свечи и беззвучно и истово твердил про себя:
— Господи! Прости ее! Не наказывай ее слишком жестоко, Господи! Она не ведала, что творила. Она же мать, Господи! Она просто обезумела от горя. Она же так любила его! Нашего Ванечку! Нашего херувимчика. Она любила его. Нельзя наказывать за любовь. Прости ее, Господи. Прости! Прости!
__________
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Будет ли та женщина прощена?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Нет. Бог никогда не прощает, когда кого-нибудь любят больше, чем Его.
И настал тридцать пятый день.
И сказал Люцифер:
— Человек никогда почти не бывает счастлив. И в этом премудрость Божия. Ибо счастливому человеку Бог не нужен.
«Много было всего, музыки было много, а в кинокассах билеты были почти всегда. В красном трамвае хулиган с недотрогой ехали в никуда…»
Борис Рыжий, екатеринбургский поэт, покончивший с собой в возрасте 26-ти лет. «Много было всего…»
1
— Ну, чего ты смотришь! — раздраженно бросила мужу Полина. — Переключи на вторую, там сейчас сериал в 9 часов начнется.
— Сейчас, сейчас… — рассеянно пробормотал муж Полины, филолог по образованию, не отрываясь от телевизора.
«… В своем известном труде "Мефистофель и Андрогин, или Тайна целостности", Мирчи Элиаде реконструирует существование в мифах многих народов и в эзотерических учениях средневековой и постренессансной Европы, вплоть до эпохи романтизма, представление об Андрогине, совершенном человеке, соединившем в своей природе оба пола, духовное и телесное начала, все знания о посюстороннем и о потустороннем мирах…»
Полина вздохнула и бросила взгляд на часы. Ладно, 15 минут еще есть. Пусть смотрит. О своем Андрогине. «Совершенном человеке, соединившем в себе оба пола», — мысленно передразнила она мужа. Ты хоть со своим-то полом разберись!.. «Андрогин»… Женой бы лучше занялся, вместо того, чтобы бредни всякие смотреть! «Соединил бы оба пола». Хоть раз в неделю. Для разнообразия.
Полина покосилась на мужа («безнадежно!»), потом встала и пошла на кухню.
Зойке, что ли, позвонить?.. Да нет, сейчас уже кино начнется…
Она заварила себе чаю и достала из холодильника торт.
Когда Полина вернулась в комнату, там ничего не изменилось. Муж с прежним дурацким увлечением таращился на экран, с которого всё так же лилась всё та же занудная тягомотина. Время же, между прочим, было уже почти 9. Без 2-х минут.
«.. Сюжеты первых в истории Европы этнических любовно-авантюрных романов — Гелиодора, Лонга, Ахилла Татия, Ксенофонта Эфесского — по мнению современных исследователей, возникли из аллегорического переосмысления орфико-пифагорейских — соединившихся с гностической философией — представлений о странствиях разделенной на две половинки — мужскую и женскую — Души в подлунном мире, об испытаниях, которые она должна пройти, прежде чем вернуться к своему началу, к Единству, символом которого у орфиков был бог-андрогин Фанет, аналог космического яйца, имевшего, в свою очередь, обличья Эрота небесного и Эрота земного.
Читать дальше