Березенко заметил, что кружка его опять пуста. Он повертел ее в руках и отставил в сторону.
Что-то надломлено… Ушло что-то. Безвозвратно. И прошлого уже не вернуть. Никогда. Разговора мне сегодняшнего теперь уже не забыть. Нет! Никогда я ей больше не поверю.
Она мне врала все эти годы. Как они там с подружкой за столиком сидят и «Буратино» через соломинку тянут. Были у нее за это время и связи, и знакомства! Наверняка были! Знакомства-то уж точно. Почему же тогда я об этом ничего не знаю?.. Да ладно! Какие там «знакомства»! Что я как ребенок, в самом деле! Сам себя утешаю. Всё у нее наверняка было! И было и есть.
А теперь особенно. Когда я в тюрьме. Каждый день, небось. А чего ей еще делать? Денег полно, времени тоже… Чем она вообще там занимается? А? Адвокат говорит, как ни позвонит, её никогда дома нет. Спит до четырех, а вечером куда-то уезжает. Ну, и куда? Чего тут непонятного-то? А на свидание приехать лишний раз — «плохо себя чувствую». И это всего полгода прошло! А дальше что будет?
Рвать надо! Уходить. Сил вот только нет. Страшно. Хочется закрыть глаза и сделать вид, что ничего не проходит. Пусть всё идет, как идет. Что у меня жена есть, семья… Тыл какой-то… Нет у меня ни черта!! Никакого тыла! Ничего нет!! Я один! И рассчитывать больше не на кого. Да и не надо. Только страшно вот… Тяжело очень.
За окном светало. Ночь как-то незаметно прошла.
Проверка скоро, — вяло подумал Березенко. — Поспать хоть немного надо… Хотя, в принципе, и днем можно. Чего-чего, а времени здесь навалом. Спи хоть круглыми сутками! Ешь да спи… Ладно, надо все-таки поспать. Завтра подумаю. В смысле, днем.
Он совсем уже собрался встать и сунул было кружку в стол. Но рука его неожиданно наткнулась на какое-то препятствие. Какую-то толстую книгу.
А!.. Библия Костина.
Березенко, сам не зная зачем, достал ее и наугад раскрыл.
«Таков путь и жены прелюбодейной; поела и обтерла рот свой, и говорит: “я ничего худого не сделала”».
Березенко криво усмехнулся, обвел глазами камеру и перечитал еще раз. Посидел немного, потом снова сунул руку в стол, достал чистый лист бумаги и начал аккуратно писать.
«Начальнику ИЗ…
Заявление
Отказываюсь от свиданий со своей женой.
Число. Подпись».
Встал, подошел к двери (к «тормозам»!) и положил листок в ящичек для заявлений. Потом не торопясь разделся и улегся под одеяло.
Форму заявления о разводе надо будет у адвоката спросить, — отстраненно подумал он и сам удивился собственному равнодушию. Внутри как будто всё сгорело. Зола и пепел. — Не забыть бы только. Ладно, не забуду.
Березенко перевернулся на другой бок и мгновенно заснул. До проверки оставалось уже меньше часа.
__________
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Можно ли простить измену?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Нет. Но можно сделать вид, что простил. Если у тебя не хватает сил уйти.
И настал тридцатый день.
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Христос был казнен. Сейчас нет казней. Означает ли это, что мир стал лучше?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Нет. Мир не стал лучше. И люди не стали лучше. Ничего не изменилось с тех пор.
«Крутится, вертится шар голубой; Крутится, вертится над головой; Крутится, вертится, хочет упасть…»
Песенка. «Я мог бы выпить море… Я мог бы стать иным… Вечно молодым… Вечно пьяным…»
Современная песня.
Услышав знакомый металлический стук, Стасов быстро подошел к тормозам.
— Стасов, на вызов! — дверь была толстая, голос коридорного был еле слышен.
— С документами?
— Да, с документами.
— Пять минут!
— Чего там? — лениво поинтересовался один из сокамерников, на секунду отрываясь от нард. — На вызов, что ль?
— Да, — неохотно буркнул Стасов, роясь в бумагах.
— Адвокат?
— Да нет, следак, наверное.
Стасов быстро проверил бумаги, бегло похлопал себя по карманам — так… зажигалка, сигареты… — и постучал кулаком в дверь камеры: «Готов!»
— Фамилия-имя-отчество? — коридорный вопросительно смотрел на Стасова.
— Стасов Валерий Михайлович.
— В карманах чего есть?
— Зажигалка и сигареты, — Стасов достал из кармана пачку «Явы».
— Проходи.
Стасов молча присоединился к небольшой группе других таких же заключенных.
Лестница. Коридор. Снова лестница. Опять коридор.
— Стасов?
— Я!
— Шестой кабинет, — разводящий кивнул головой на дверь.
Стасов потянул на себя ручку. Стол, стулья. Убогая обстановка следственного кабинета. Двое незнакомых мужчин.
Читать дальше