Евгений Алёхин - Птичья гавань

Но максимум, чего я добивался, комментарий вроде такого:

— Лучше заканчивай. Долго держать не сможешь.

Обычно мы вставали, отряхивались, хватали свои школьные принадлежности и дальше спокойно шли домой. Он быстро перевоплощался из воина в поэта. Только что сосредоточенный и твердый как скала, Кузьма уже расслабленно продолжает некогда оборванный рассказ о поездках на дачу с дядей и старшим братом:

— Я вышел покурить, поссал у ограды, вхожу обратно. Встаю в коридоре, как вкопанный: мой дядя прямо на лестнице бьет своей бабукой телке по лбу.

— Зачем по лбу? — удивляюсь я.

В моем воображении возникали люди, буднично занимающиеся развратом и живущие в нем, непостижимые, как речные насекомые.

— Ну ради прикола. Расчехлился и для разминки стучит ей членом по башке. Я говорю: «Мозги ей не вышиби, дядя!»

«Членом по башке для разминки», — мотал я на ус. В сексе важно быть изобретательным, думал. Всегда я был очень доверчивым, и, скорее всего, Кузьма специально сбивал с толку, понимая, что для меня эти истории — инструкции к действию, что я готовлю арсенал, и ему хотелось, снарядить меня в путь к большому сексу самой сомнительной и нелепой инструкцией.

— А ты? Когда уже расчехлишься? — спрашивал я, тут же, как попугай, повторяя новомодное слово.

— Пока не удалось, — отвечал он с искренней досадой. — Была неудачная попытка с одной целочкой. Только ткнул, а она закричала: «Мне больно, я не буду!»

— А сколько ей было лет?

— Шестнадцать. Думал, уже верняк, но попалась нетронутая.

Такая откровенность после драки заставляла меня не только восхищаться его историями, но и сопереживать ге-рою-рассказчику. Несмотря на всю крутизну, Кузьма еще не получил главный приз. Это успокаивало, заставляло тщеславно надеяться, что я смогу превзойти своего учителя жизни на любовном поприще.

Вот бы успеть этим летом. Если я сделаю это до своего пятнадцатилетия, никогда уже мне не сидеть с кислой рожей на втором плане жизни, — вот так я думал. Но возвращаясь к Кузьме, я должен сделать важное признание: он стал для меня одним из самых влиятельных людей в жизни, я видел в нем сильного старшего брата. Я подражал ему, его стилю, а расплачивался своей помощью в учебе и искренней любовью к его рассказам.

Мероприятие в ДК мне быстро надоело. Директриса говорила что-то в микрофон, называла имена выпускников. В основном говорила для одиннадцатого класса, нас, девятиклассников, только вскользь поздравила и сказала:

— Надеюсь, большинство останется учиться дальше. Мы вас ждем.

Меня правда ждали, и директриса, и учителя, даже в шутку грозились не давать аттестат, чтобы остался в школе. Сам я пока не знал, что делать, вроде бы и хотелось уже распрощаться с ними, но у нас в семье было принято получать высшее образование. Десятилетка в школе, ВУЗ, честный труд, пока не сляжешь в гроб, и никаких лишних мыслей. Даже моя родная сестра-бунтарка уже заканчивала институт культуры, сводный же брат учился в КемГУ на матфаке, а сводная сестра поступила в институт пищевой промышленности.

Предполагалось, что я буду изучать литературу (последнее время я втянулся в школьную программу) или математику. Или, может быть, информатику. Мне хотелось бы заниматься информатикой, я был королем в QBasic среди средних классов, даже пытался изучать «Паскаль», до тех пор, пока сводный брат не переехал к своему отцу вместе с персональным компьютером. К сожалению, учителя ИВТ приходили к нам ненадолго, чтобы получить отсрочку от армии, и преподавали спустя рукава. В итоге каждый раз я писал одни и те же простые программы, чуть-чуть улучшая их, заранее получал свою пятерку, и играл на уроках, забывая навыки.

Все уходило на второй план, пока я думал о голых женщинах и плыл по течению. Решения откладывались на потом.

Директрисе и учителям было больше нечего сказать, на сцену вышли ребята из пятых-шестых классов, учительница музыки села за фортепиано, и началась самая ненужная часть мероприятия.

«Когда уйдем со школьного двора», — завыли ребятишки, мне стало стыдно, и я решил покинуть помещение.

На крыльце стоял Кузьма с сигаретой. Он сегодня надел брюки, светлую рубашку с коротким рукавом и галстук.

Зачем он так вырядился, было непонятно, никогда прежде не видел его при таком параде.

— Вот это красавец! — сказал я. — Дай-ка затянуться. Я взял у него сигарету и втянул несколько раз.

— Осторожней, детям столько нельзя, — сказал Кузьма.