Том Бойл - После чумы [Авторский сборник]

— Одну-единственную лягушку, — плакала она. — Я съела только крошечную гнилую склизкую лягушку!

Господи, помоги! Боже, спаси и сохрани! Я открыл дверь.

Саре было тридцать восемь (то есть на три года больше чем мне), и она не была красива. По крайней мере, внешне. Даже если не обращать внимания на потерянные двадцать с лишком фунтов и на волосы, похожие на шкурку помятого хорька; даже если не брать в расчет синяков, ссадин и нарывов, из-за которых кожа у нее была как у прокаженного; если напрячь воображение и попытаться представить ее такой, какой она была раньше, когда сидела в безопасности у себя в квартире в Тарзане в окружении всяческих женских примочек и приспособлений, — и тогда она, скорее всего, была не красавица.

Вот ее рассказ: она и ее парень, Говард, были поклонниками живой природы (по крайней мере, Говард был им) и как раз перед чумой они решили пройти цепь горных троп в заповеднике Золотой форели. У них было отличное снаряжение и провиант, все самое лучшее (Говард — управляющий в спортивном магазине), и первые три недели все шло по плану. Они питались сухими продуктами: восхитительным феттучини Альфредо и кускусом [70] Крупа из пшеницы, обработанная паром. с креветками, пили коньяк из фляги и занимались любовью, укутанные в нейлон, пропилен и гортекс. Хотя ноги ей искусали москиты и слепни, она чувствовала себя прекрасно, просто заново родившейся, свободной от бесконечных машин на дорогах, выхлопных газов и жуткого стола в углу жуткой комнаты в электронной компании, которую основал ее отец. Но однажды утром, когда они стояли лагерем на берегу горной речки, Говард ушел, захватив обычное снаряжение и удочку, и больше не вернулся. Она ждала. Она искала Она кричала до хрипоты. Прошла неделя. Каждый день она отправлялась на поиски в новом направлении, обследуя речку вверх и вниз, излазив все крошечные ручейки и притоки, пока в конце концов не потерялась сама. Все ручьи казались ей похожими, все пики и уступы были одинаковы. У нее был с собой мешочек с двумястами граммами арахиса, но ни укрытия, ни замороженных продуктов, — все это осталось в лагере, который они с Говардом устроили в счастливые времена. Ночью пошел холодный дождь. Звезд не было, и когда рядом в кустах что-то зашевелилось, она перепугалась и ринулась напролом в темноту, обдирая колени, царапая лицо, больно цепляясь волосами и разрывая одежду. С тех пор она и блуждала.

Я сварил ей пакетик лапши «Top Ramen», дал полотенце и кусок мыла и отправил в душ, который еще раньше пристроил над старой примитивной ванной. Я боялся прикасаться к ней и даже подходить близко. Разумеется, я был крайне осторожен. А кто не был бы, если девяносто девять процентов людей умерли на днях от того, что рядом кто-то чихнул? К тому же у меня появились привычки отшельника: я разговаривал с самим собой; выполнял замысловатый обряд перед тем, как взять что-то из кладовки; в памяти то и дело всплывали забытые школьные песенки и даже рекламные ролики, — и теперь мне казалось, что мой покой нарушили. Однако… Однако, несмотря на это, я чувствовал, что Сара послана мне некоей высшей силой, что она так же благословенна, как и я, — ведь мы оба избежали заражения. Мы выжили. Более того, мы были не просто случайными членами эгоистичного, недоверчивого и раздробленного сообщества; мы были краеугольным камнем нового мира. Она — женщина. Я — мужчина.

Сара сначала не поверила мне, когда я широким жестом обвел горную гряду за коттеджем и все, что лежало за ней, и сообщил, что мир обезлюдел, наступил Апокалипсис, и мы с ней единственные оставшиеся в живых. И кто мог бы осудить ее за недоверие? Поедая мой суп и оладьи, обмазывая синяки и ссадины моей мазью «Neosporin» и отмывая волосы моим шампунем, она, должно быть, думала, что спаситель оказался сумасшедшим.

— Если ты мне не веришь, — сказал я с некоторым злорадством; наверное, я действительно казался больным, — если ты мне не веришь, включи радио.

Она посмотрела на меня подозрительным и оценивающим взглядом человека, который в здравом уме оказался в одиночестве среди сумасшедших, воткнула штепсель в розетку и выверила по шкале настройку с дотошностью грабителя сейфов. Наградой были лишь атмосферные шумы, тупой однотонный гул, но она взглянула на меня так, будто я специально подстроил ей ловушку.

— Да, — она презрительно фыркнула. Она была тощая как скелет, шампунем так взбила и распушила волосы, что они почти полностью скрывали жалкое и неправдоподобно маленькое личико. — Да, но это ничего не доказывает. Радио просто сломано, вот и все.