Святослав Рыбас - Варианты Морозова

— Почему стоит состав для второго? — спросил Константин.

— А, — поняв, кто перед ним, сказал десятник. — Все будет в порядке…

— Акульшина заберут в Киев, я вам говорю! — в сердцах сказал машинист электровоза.

— Акуля не пойдет, — уверенно возразил десятник и обратился к Морозову: — Скажи, зачем ему от нас уходить?

— Потом, потом, — улыбнулся Морозов, глядя в живые маленькие глазки десятника. — Поехали.

— Да где еще он такие деньги найдет! — не унимался десятник. — В команде ставку получает и еще у нас три сотни.

— Откуда ты знаешь? — спросил Морозов.

Футболист Акульшин, по прозвищу Акуля, действительно числился на его участке рабочим очистного забоя. Как-то Константин удивился этому, но Бессмертенко вдруг рассвирепел: «При мне про футболиста не заикайся. Я свою голову берегу». Старик чего-то опасался. Любой ревизор мог с легкой совестью отдать его под суд за финансовые злоупотребления. На участке кроме Акульшина числилась еще одна «мертвая душа», и начальник располагал деньгами, доплачивал шахтерам за сверхурочную работу. Морозов с Тимохиным раз-другой попробовали заговорить со стариком про коллективную ответственность в случае ревизии, но услышали от него: «Ступайте и донесите на меня». Для того чтобы бороться с Бессмертенко, требовалось не мужество, а что-то совсем другое. И этим другим Морозов не обладал. Поэтому все оставалось неизменным и в тайне.

Однако оказалось, что тайны-то давно нет. Рано или поздно об этом должны были узнать и за пределами шахты.

— Откуда я знаю? — переспросил десятник. — Знаю!

Морозов положил руку на плечо машиниста, они вышли из каморки. На электровозе включились фары и загудел мотор. «Старика спасла болезнь», — мелькнуло у Морозова.

— Трогай! — крикнул он машинисту.

Но тот не двигался с места и выжидательно глядел на него.

— Давай! — снова крикнул Морозов.

Состав тронулся. Константин проводил взглядом раскачивающиеся вагонетки, пока они не скрылись из виду.

Нужно было идти пешком. «Орлы» и крушения случались не каждый день, и Морозов не боялся рискованной езды в вагонах: под землей у людей пропадал страх. Время от времени проходили слухи, что на такой-то или такой-то шахте были жертвы, и всех интересовали подробности, но каждый про себя думал одно и то же: «Этого со мной не случится». Предупреждения, уговоры и наказания не могли заставить людей быть слишком осторожными. В первый год работы Константин лишал шахтеров премии, переводил на грошовые унизительные работы и читал им скучные лекции о технике безопасности. Потом бросил.

Он быстро шел по штреку. Через двадцать минут он будет на месте. Ему хотелось скорее увидеть забой, его шаги ускорились. Чуть наклонный штрек, казалось, подталкивал ноги. По земле стлалось летящее желто-белое пятно света. Предчувствие удачи овладело Морозовым, укололо его, как будто луч в темноте.

Когда-то Константин шел степной пустынной дорогой, и идти было далеко, и вечернее солнце, цветущие поля подсолнечника, холмы на горизонте — все было отторгнуто стеной презрения к отцу. Отец был трус, он уехал сюда, в эту деревенскую тишину, не желая доказывать, что он не виноват. Его вина легла на сына, и Константин задыхался от этой вины… Отец и дед ждали его на пасеке. После аварии на шахте Петр Григорьевич Морозов жил целое лето на пасеке, к нему приезжал только дед, а остальных он не желал видеть.

…Морозов услышал стук молотка. Впереди двигались две серые фигуры, он приблизился к ним. Крепильщики заменяли бетонные затяжки в стене штрека. Морозов поздоровался, осветил бугристый изгиб земной толщи и пошел дальше.

Ему казалось, что он нес освобождение и этим двум мужчинам, освобождал их от унижения, которым оскорблял каждого шахтера срыв плана. Морозов не думал о том, что даст многим возможность получить месячную премию, шестьдесят процентов заработка; редко кто думает о награде, когда делает дело.

Под люком в облаке пыли стояла вагонетка. Висевшие по обе стороны люка фонари отражались быстрыми искрами в сыпучем потоке угля.

Погрузкой занимался Кердода. Почему-то бригадир Лебеденко услал его сюда, но услал не тогда, когда искали пропавший мотор и когда монтировали старый; нет, тогда Лебеденко молчал, чтобы не злить ловкого в слесарной работе Кердоду. А Кердода его задевал мало и без особого энтузиазма бранил бестолковое начальство, то есть по народному обычаю развлекался. Однако уже тогда, видно, замыслил Лебеденко свою шутку, и не успел комбайнер Ткаченко включить двигатель на рабочий ход, как Кердода сразу оказался назначенным в придурки . Действительно, у люка большого ума не требовалось, глотай пыль и гоняй вагонетки. Дело было простое, именно поэтому им и не хотели заниматься. Кердоду проводили смехом, он тоже засмеялся и пригрозил Лебеденко, что напишет про него в газету.