– Все равно. Похоже, они и при жизни не желали ее видеть, а теперь рады раз и навсегда вычеркнуть из памяти. У меня по ходу дела обычно складывается образ жертвы, но в этот раз никак не получается, просто беда.
Юн не любил подобных лирических отступлений; ему не нравился низкий проникновенный голос полицейского и то, что он своими черными глазами с восторгом и интересом смотрит вдаль, как обычный турист, тогда как ему нужно охватить сейчас судьбу человека во всей ее полноте. Нет, Юну не нравилось здесь.
– Холодно, – сказал он, поеживаясь. – Пойдем?
– Нет, пока не пойдем. Германсен и не думал торопиться.
– А эта дверь куда?
Он показал на дверь в обращенной к острову стене, она вела к слуховому окну: прежде здесь с помощью лебедки тянули ваеры, когда надо было загонять под вешала вагонетки, чтобы сгружать в них сушеную рыбу. Полицейский открыл засов и распахнул дверь.
– Идеальное тайное укрытие, – сказал он. – Наверно, отсюда вы следили за ее отцом?
Что за дверь? Юн не помнил. Он оттолкнул полицейского и сам посмотрел на хозяйский дом, возвышавшийся на взгорке напротив. За занавесками неясно виднелись елка и какие-то тени, спешившие по делам. На втором этаже можно было даже различить узор на обоях – он узнал Лизину детскую…
– Кто этот старик? – спросил полицейский прямо у Юна над ухом.
– Бондарь.
Старик втащил в прихожую хозяйского дома ящик с рыбой и запер за собой дверь. Юн мысленно перебирал страницы тягостных воспоминаний.
– Юн, ты вообще не любитель говорить, но сегодня из тебя слова не вытянешь. Тебя что-то мучает?
– Ничего.
– Юн, да что с тобой?! Расскажи-ка мне о чердаке. Для чего нужны инструменты? Вот, например, этот нож.
– Клипфискный.
– А это что?
– Кухтыль. Раньше бочки использовали как буи.
Но Юн по-прежнему был далеко. Он видел, как Лиза в своей комнате встала с дивана и подала ему знак «я не могу прийти»…
– Пойдем прогуляемся, – приказным тоном произнес Германсен.
Они спустились, вышли на причал, постояли немного в снегу.
– Ферма по разведению рыбы – вон там – тоже принадлежит Заккариассену?
– Нет, он не хочет рыбу разводить. Это молодых ребят хозяйство.
– Юн, сколько же ты здесь не был?
– Месяц… ну два.
– А до этого?
– Два с половиной года.
– С тех пор как уехала Лиза? Юн кивнул.
Полицейский оставил щекотливую тему и перешел к подробностям рыбацкой жизни. Юн нехотя посвятил его в тайны лова оснащенным неводом и поведал о стадиях засолки, рассказал о заветных рецептах приправ, о пинагоре и сушеной рыбе с брюшком. Возвращаясь на чердак, они успели поговорить о погоде и судах, о том, как рыбаки живут в море и как швартуются в их гавани.
– Во что ты был одет, когда виделся с Лизой в последний раз?
Он не помнил, когда в последний раз встречался с Лизой (по его версии для полиции), поэтому сказал, что не знает.
– У тебя пропало кое-что из одежды. В частности, твой любимый свитер. По словам Элизабет, ты носил его не снимая и зимой, и летом, пока он не… пропал?
Юн помнил этот свитер: старый, драный – настоящее тряпье.
– Я его выбросил, – сказал он. Полицейский кивнул.
– Когда ты видел Лизу в последний раз, на ней была та одежда, которую вы нашли под камнем? Зеленое пальто с высоким воротником, серый свитер, шерстяной шарф домашней вязки в сине-черную полоску, брюки с прорехой на левом колене, да еще полотенце и сумка…
– Я не помню, когда видел ее в последний раз, – огрызнулся Юн.
– Так она выглядела на празднике, в субботу.
– Понятно.
– Но выловили ее в другой одежде: в комбинезоне Георга и твоем старом свитере. Ты можешь объяснить это?
– Нет.
– Почему она не хотела возвращаться к родственникам на юг?
Юн повертел головой, будто разминал шею после сна, и уставился на полицейского.
– А ты что об этом знаешь? – спросил он. Германсен наверняка не мог знать об этом абсолютно ничего.
– Нетрудно догадаться, что ее тянуло домой. Так бывает со всеми. Но к чему она вернулась бы – к тебе?
Юн промолчал.
– Только к тебе?
Ответом снова было молчание.
– Юн, ты бы лучше отвечал. Ведь после меня придут другие – нам нет конца.
– Пусть приходят. Я ничего не сделал.
– Ты часто виделся с ней во время ее последнего визита домой?
– Я уже ответил, что не помню!
– В этот раз отец снова запретил ей общаться с тобой?
– Да! – крикнул он громко, но спокойно.
– Ты много думал о ней, когда она уехала?
– Все время! – ответил Юн и так же спокойно продолжал: – Каждый день. Я видел ее постоянно. Я беседовал с ней каждый день. Ты это хотел услышать?
Читать дальше