Рой Якобсен - Чистая вода

Однако лай раздался снова. Он коснулся его слуха – настоящий, режущий – засел в ушах. Юн откинул крышку на домике и выглянул наружу. Пусто. Зябко. Они никогда его не найдут. Пусто, как в глазах старика Нильса, забывшего все свои байки. И ему не понять и не узнать, что было, а чего не было.

Звук не умолкал. Он дребезжал, как струйка льющегося металла, и Юн вспомнил этот звук, который слышал всю жизнь, – это ворона! Точно, ворона! Юн плакал, ел, пил кофе. Руки уже не пахли ланолином. Орел снова взлетал со скалы. И было лето.

Солнце не заходило, на лугах зеленела трава. На спортивном поле пестрел настоящий табор из составленных в круг трейлеров и вагончиков: передвижной парк развлечений, карусели, лотереи, горки, толпы людей, нарядные мужчины и женщины, хриплые крики из репродуктора.

Юн стоял у стойки тира, крепко сжав ружье. Он выбивал десятку за десяткой – хитрая местная винтовка подчинилась ему всего лишь с двух выстрелов. И теперь он опустошал у насмерть перепуганного цыгана полку за полкой: кубки, стеклянные медведи, вазы с фруктами. Рядом веселилась Лиза, она прыгала, хлопала в ладоши, дергала его за куртку, ее неумолчный смех журчал, как фонтанчик.

Но триумф Юна был велик несообразно его ничтожности и устоям тесного окружающего мира. Старик Заккариассен прорезал толпу, схватил дочь за руку и потащил прочь, на глазах у всех. Они с Лизой выросли. Свобода и вольность невинной поры детства кончились. С этого происшествия в мерцавшем огнями парке развлечений жизнь Юна пошла наперекосяк.

Он уперся руками в крышку – она не поддалась. Его завалило снегом. Юн толкал изо всех сил, упираясь ногами в трубу. Крышка не открывалась. И он с необычайной ясностью все понял. Ужаса не было, только в голове гукала пустота. Он открутил ножом скобы, вынул крышку, пробился сквозь толщу снега и продолжал копать, пока свет вдруг не ослепил его.

Пятый день был тихим и безветренным. Вдоль горизонта тянулась тонкая красная полоска. Все ключи на болотах сковало льдом, большинство заливов на озере Лангеванн – тоже. Зима раскинулась словно кипенно-белое одеяло, на котором робко вышиты крестики сбившихся в поселок домов, каждый в изножии высокого, как тополь, столба печного дыма.

На середине озера на льду стояли трактор, несколько снегоходов, люди и собаки.

В бинокль Юн увидел, как водолаз нырнул в воду и исчез. Потом он вынырнул с веревкой, и за нее на снег вытянули темный бесформенный куль. Они завернули его во что-то, похожее на одеяло, и положили в прицеп трактора.

Водолаз сменил баллоны и нырнул снова; вынырнул, еще раз сменил баллоны и опять полез в воду. Поиски продолжались весь короткий зимний день. Юн встал и хотел закричать. Но ноги не держали его, а голос был сиплый, неслышный. Люди не заметили его. Они сложили вещи, инструменты и потянулись назад в поселок.

Обрезком стальной проволоки, оставшимся от строительных работ, Юн отвернул сперва одну задвижку вентиля, затем вторую. И перекрыл воду.

Юн выпрямился и стер с объектива пару капель, хотя дождевик и защищал камеру от снега с дождем. Он снимал погребение Лизы: группка ссутулившихся людей у разверстой могилы; старшие сестры покойной в черном; новый пастор в молитвенной позе; старик Заккариассен; бондарь в костюме; несколько неизвестных родственников.

На подъемнике ждал гроб, убранный цветами, резко контрастирующими с окружающей серостью.

Жители поселка не пришли на похороны. Лиза была дочерью могущественного и ненавистного островитянам человека, всегда мечтавшего о сыновьях. Хуже того, девица оказалась со странностями; вокруг ее гибели ходили мрачные слухи. Хотели ли люди отомстить ее отцу или щадили его, было ли это признанием ими своей вины или упрямством, но сегодня они остались дома, и благодаря этому несогласованному, но единодушному отказу земляков от участия в похоронах Лизы они выглядели как церемония вполне в духе ее непонятной жизни и загадочной смерти.

Могильщик курил, укрывшись за церковной стеной. Порывом ветра в могилу сдуло букет цветов. Пастор прервал речь, Заккариассен поднял голову. Увидел Юна, стоявшего на пригорке, задумчиво кивнул и побрел в его сторону. Остановился метрах в двух от него, упер палку в снег.

– Ты когда-нибудь оставишь нас в покое? – спросил он.

Юн, пристыженный, пожал плечами и отвернулся.

– Я думал, ты болеешь. Говорили, у тебя воспаление легких?

После того как ленсман со своей командой нашел Юна в горах, в коробе с вентилями у озера, он провалялся в постели в сильном жару четыре дня и до сих пор чувствовал слабость, но не настолько, чтобы он не мог стоять здесь и снимать.