Александра Миронова - Я оставлю свет включенным

Глафира не стала перебивать, это был важный момент.

– Я не видела выхода, не видела того самого света в конце тоннеля, думала, что это все глупые выдумки или же последствия клинической смерти. Я все продумала, у меня был план. Я собиралась утопиться, даже взяла гантели, чтобы не дать себе возможности опомниться.

– Почему вы передумали? – тихо спросила Глафира, отлично понимавшая, о чем говорит старшая подруга.

– Потому что я увидела этот свет, понимаешь? Моим светом стал Генрих, он осветил тоннель, и я очень рада, что тогда не бросилась в воду, а все случилось так, как случилось. Твой свет тоже обязательно зажжется. Точнее, он уже горит, внутри тебя, и он притягивает людей. Но он зажжется и для тебя, девочка. Просто позволь себе быть счастливой.

До села они доехали молча. Глафира проводила Анну Ивановну в «Особняк», где та с помощью Клавдии Семеновны начала собирать свои вещи, а сама вернулась в дом, где ее уже ждала посетительница.

Анжела Петровна зашла в дом без приглашения, мать уверила ее, что Глафира не будет сердиться. Катя забрала малышей к себе, а Митя попросил Николь пойти в его комнату, он хотел ей кое-что отдать.

Анжела сидела в глубоком кресле и держала на руках маленькую собачку, кажется, ее звали Жоржиком. Анжела потрепала Жоржика по загривку – собака вяло махнула хвостом.

– Что с ним? – первым делом поинтересовалась Анжела, когда Таша вошла в дом.

– Скучает по одному человеку, – вздохнув, ответила та, не удивившись гостье.

– Вы извините, что я так, без приглашения, – решила на всякий случай извиниться Анжела Петровна. – Николь жду. Я решила ее забрать домой.

– К няне? – усмехнулась Глафира.

– Нет, к себе, – покачала головой Анжела. – Я отправлю ее в школу рядом со своей работой, а после школы буду забирать, у меня есть небольшая комната рядом с кабинетом, она может делать там уроки, пока я занята. А потом буду водить ее на танцы. Если вдруг не получится, то секретарь отведет, а я заберу. Это все решаемо.

– Привозите ее на каникулы, – присев на стул напротив Анжелы Петровны, предложила Глафира.

– Конечно, я и сама приеду. Научите меня готовить?

– И даже печь, – кивнула Глафира.

Некоторое время женщины посидели молча, прислушиваясь к голосам, раздававшимся из Митиной комнаты.

– Смотри, это электрическая свечка, – объяснял он Николь, которая даже прослезилась оттого, что ей придется вернуться домой. Сердце ее разрывалось от первой взрослой дилеммы – выбора между матерью и Митей. В силу возраста пересилила любовь к матери, но уезжать все равно не хотелось.

– Я договорился с твоей бабушкой, она мне скажет, когда ты приедешь на каникулы, и я эту свечку зажгу, – продолжал говорить Митя, время от времени шмыгая носом, – чтобы, если ты приедешь ночью, тебе не было страшно.

Вместо ответа Николь бросилась на шею Мите и крепко его обняла.

Марк уверенно вошел в комнату для допросов и почувствовал былой азарт. Как же ему все-таки этого не хватало! Сидение в засаде – самое сложное в его работе, но все эти выматывающие дни, месяцы и даже годы ожидания – они стоят вот этого момента триумфа, когда ты понимаешь, что выиграл не благодаря, а вопреки.

Марк махнул коллегам, чтобы включали запись. Взял стул, повернув его спинкой вперед, сел и уставился на Даню. И что она в нем нашла? Не красавец, но такой типаж наверняка нравится женщинам: симпатичный, легкий – вечный Питер Пен.

– Начинай, – кивнул он Дане. Тот выдул пузырь из жвачки и попытался качнуться на стуле, но не получилось. Забыл, что здесь стулья прикручены. Внимательно ощупал взглядом Марка. Глафира была права – не стоило ему все-таки его недооценивать. Но он не был бы там, где он был сейчас, если бы боялся проигрыша и не шел на риск.

– Я прилетел к вам из будущего… – начал он, но не успел договорить. Одним плавным кошачьим движением Марк оказался у него за спиной и положил руки на голову. Один поворот, и его не станет. Он наклонился к уху Дани и прошептал:

– Ты можешь сказать правду и спасешь ее, а можешь продолжать нести чушь, и тогда она окажется где-нибудь по соседству в колонии.

– О чем ты? – Даня замер, мышцы напряглись. Он мог бы ударить Марка, вполне вероятно, что мог бы даже разбить ему голову. Он бы даже с удовольствием его убил, но отец вряд ли бы одобрил этот поступок. При мысли об отце стало совсем тошно, и Даня, не удержавшись, резко откинул голову назад, целясь Марку в нос. Тот отскочил в последнюю секунду и уже поднял руку, чтобы нанести ответный удар, как дверь распахнулась. Марк поднял глаза – двое мужчин среднего возраста, одновременно вытягивают удостоверения: