Александра Миронова - Я оставлю свет включенным

Он опустил руку в карман джинсов Дани и тут же достал ее, сжимая в ладони прозрачный пакетик с белым порошком.

– Что это у нас такое? – глумливо поинтересовался Марк. Данила ничего не ответил, неотрывно глядя на неподвижно лежащего на земле отца и рыдающую над ним Анну Ивановну.

Под растерянными взглядами всех присутствующих Марк надел на Даню наручники, запихнул его в автобус и закрыл за собой дверь. Автобус тут же тронулся с места. Вдалеке раздался тревожный гул сирены «Скорой помощи», приехавшей на место слишком поздно.

В ее болезни все-таки были положительные моменты. Хотя на открытии завещания, на которое ее зачем-то позвали, Анна чувствовала себя не очень уютно. Все время спрашивала: где Генрих, когда же его выпишут из больницы? Она совсем не хочет заниматься его делами без него самого.

Глафира поддерживала ее под руку и была все время рядом. В небольшом кабинете, чьи стены были обшиты деревом и увешаны немного мрачноватыми пейзажами, нотариус объявил последнюю волю покойного.

Половину своих средств (а их размер потряс Глафиру до глубины души) Генрих Карлович Мамонтов завещал своему единственному сыну Даниле. Вторую половину он разделил между «Особняком», Натальей (Глафирой) Дорман и Анной Ивановной Сечиной. Последней он оставил «Усадьбу» и оплаченный на десять лет вперед счет за электричество. Анна Ивановна могла хоть каждый день устраивать праздничную иллюминацию, в ее доме не погаснет и лампочка.

Наталье Дорман Генрих Карлович оставил внушительную сумму при условии, что та присмотрит за Анной Ивановной Сечиной. После кончины последней усадьба будет разделена между Данилой Мамонтовым и Натальей Дорман.

– Где Генрих? Почему он опаздывает? – недовольно поинтересовалась Анна Ивановна, бросая взгляд на часы.

– Анна Ивановна, он ждет нас дома. – Глафира мягко погладила женщину по руке.

Та сдавала на глазах. В волосах отчетливо засверкала седина. На встречу она надела не совсем свежее платье и обошлась без украшений. Глафира вдруг почувствовала гнев: в «Особняке» могли бы и более внимательно присмотреть за внешним видом своей постоялицы. Ничего, теперь она займется этим сама, и дело вовсе не в деньгах Генриха Карловича.

– Ну я ему устрою! – пообещала Анна Ивановна, вставая и кивая нотариусу. – Благодарю вас.

Нотариус молча кивнул и поспешил открыть дверь перед своими посетительницами. Тепло попрощался с обеими и предложил Глафире обращаться к нему, если будет что-то нужно.

– Посоветуйте мне, пожалуйста, хорошего адвоката по уголовным делам, – твердо попросила Глафира.

– Хорошего или такого, кто никогда не проигрывает? – уточнил нотариус.

– Последнего. Мне очень нужно вытащить одного человека.

– Я пришлю вам номер телефона, – пообещал нотариус, с интересом оглядывая Глафиру. Та сделала вид, что не заметила его взгляд, и, поддерживая Анну Ивановну под руку, вышла с ней на улицу.

Шел дождь. Затяжной унылый серый дождь, смывающий краски радости с улиц. Люди оделись в темные одежды, сливаясь с домами и тучами. Дождь смывал все события последних недель, уносил их в водостоки, где они позже уйдут в землю и прорастут на другом конце мира изумрудными растениями, символами весны. Жизнь продолжается, даже если вдруг она разваливается на части и начинает казаться, что их никогда не склеить.

– Генрих умер? – вдруг совершенно обыденным тоном спросила Анна Ивановна.

Доктор предупредил Глафиру, что моменты забытья будут сменяться моментами просветления. Вот только нужно ли ей такое просветление?

– Нет, он не умер, – покачала головой Глафира, – он с нами, он везде. Он в доме, он в зажжённом свете.

– Да, ты права, – согласилась Анна Ивановна, беря Глафиру под руку и приноравливаясь к ее шагу. Они шли к автобусной остановке, чтобы вернуться в село. – Я хочу, чтобы ты с детьми переехала на этой же неделе. Я перееду вместе с вами. Не хочу доживать свою жизнь под присмотром врачей, только ты должна мне пообещать кое-что.

– Да? – Глафира придержала Анну, собиравшуюся ступить на проезжую часть прямо перед носом у машины.

– Когда я окончательно перестану соображать, пригласи профессиональную помощь, хорошо? Я не хочу все это взваливать на твои плечи.

Глафира погладила Анну Ивановну по руке и помогла ей перейти дорогу.

– Ты знаешь, я ведь приехала сюда умирать, – вдруг усмехнулась Анна Ивановна, когда они присели на лавочку на остановке.