Саймон Ван Бой - Любовь рождается зимой

Уолтер упал на колени и закашлялся в мокрую траву под ногами. Потом он прислонился к стене, зная, что на другой ее стороне сидит его вечная любовь. Даже не видя ее, он осязал ее тело на стуле. Ему захотелось прикоснуться к себе так, как преподобный отец МакКарти запретил делать юношам в приходе, – и он нарушил бы запрет, если бы не чувство, что этим он осквернит чистоту своей любви к ней.

Он представил себе, как колебания ее голоса касаются его тела, и впился пальцами в землю. Дрожь напряжения пробежала по его телу. Рот широко раскрылся. Но в следующий момент он отпрянул, напуганный увиденной в нескольких ярдах фигурой.

«Святая Мария Богородица!»

«Что ты здесь делаешь», – спросил тихий дрожащий голосок. Он принадлежал маленькой девочке. Младшей сестре, в плаще и оранжевых резиновых сапогах не по размеру. В руке она зажала, головой вниз, пластмассовую куклу без волос.

«У тебя что, нет телевизора дома?» – спросила она.

«Что? Телевизора?»

«Это твой мотоцикл под деревом?»

«Мой что?»

Она повернулась и показала пальцем.

«А, мой мотоцикл – да, он мой».

«Ты не можешь нас покатать?» – спросила она.

«Нас? – спросил Уолтер, затаив дыхание. – Нас?»

Девочка подняла свою куклу.

«Ай, – сказал Уолтер. – Я приглашаю тебя и твою куколку на прогулку».

Глаза девочки расширились от восторга. Она что-то прошептала кукле на ухо.

«Но сначала ты должна мне кое-что рассказать», – добавил Уолтер тихо.

«Хорошо».

«У твоей сестры есть парень в Канаде?»

Девочка снова посмотрела на мотоцикл.

«Эти яйца для нас?»

«Может быть, но сначала ты должна сказать мне, есть ли у твоей сестры парень?»

«Парень?»

«Какой-нибудь ужасный зануда, безуспешно пытавшийся понравиться твоей сестре, даже не подозревая, что он будет недостоин ее даже в самом его чудесном сне. Ты не заметила никого, кто подпадает под это описание?»

«Никого», – сказала она, до конца не уверенная в правильности ответа. Потом голосом, который можно было услышать в доме, она спросила: «Ты влюбился в мою сестру и поэтому принес нам корзину яиц?»

Уолтер на секунду смутился.

«Все не так просто, знаешь, – ты еще слишком мала, чтобы это понять».

«Ты собираешься на ней жениться?»

«Ты это всерьез?» – переспросил Уолтер.

Девочка кивнула.

«Ты думаешь, я ей понравлюсь?»

Она кивнула еще сильнее. «Я думаю, что да».

«Прекрасно для начала! – Уолтер не мог скрыть искренней радости. – Кстати, меня зовут Уолтер».

«А меня – Джейн», – ответила девочка со смущением, свойственным всем детям в разговорах со старшими.

Уолтеру было все равно, что он разговаривал с девочкой восьми или девяти лет. Сквозь холод осенней ночи он слышал, как церковные колокола отмеряли ноты перезвона по городкам и весям, словно семена в поле. Он представил себе серьезное лицо преподобного отца МакКарти, встречающего их у алтаря. Канадская сирота – в белом, словно лебединая королева, в глазах ее – ледники, отражающие его, церковь, прихожан, шелестящий дымок благовоний, головы старух в цветастых шляпах, поникшие, как вчерашние цветы. Он наденет свою мотоциклетную куртку и олимпийскую медаль дяди Ивана.

«Что мне делать, Джейн?»

«На улице немного холодно», – ответила она.

«Так заходи в дом, – сказал Уолтер. – Еще, гляди, простуду подхватишь – не вылечат потом».

Он тут же пожалел о своих словах, вспомнив, что случилось с ее родителями пару месяцев назад.

«Мне очень жаль, что ты потеряла своих родителей».

Джейн усадила куклу на землю.

«Не переживай, Джейн – они на небесах, и когда ты проживешь свою долгую жизнь, заведешь своих детей, ты снова их увидишь, так что не переживай – они не умерли, они просто сейчас не с нами».

Джейн зашла в дом вместе с куклой.

Уолтер услышал скрип задвижки и предположил на секунду, что она расскажет все своему дяде – тогда его присутствие обнаружится и ему придется объяснять, чтó он здесь делает.

Он представил себе, как ее дядя выходит на крыльцо в черных сапогах. На его добром лице отражается презрение. Джейн показывает на сгорающий от стыда, вспотевший комок мальчишеских нервов в кустах под окном. А за ними и его возлюбленная – исполненная смущения и отвращения, изучающая его издали, с накинутыми на плечи, словно два сложенных черных крыла, концами шали.

Что ему останется сказать? К следующему воскресенью весь городок будет знать его как любителя подглядывать.

Но любовь нельзя объяснить, подумал про себя Уолтер, и с неунывающим тщеславием молодости он поверил в глубине своего юного сердца, что этих трех слов будет достаточно для защиты перед молвой.