Белла Улановская - Боевые коты

По тому, как ее крепкие ноги упираются в переборку, как вольно и свободно она откидывается с тем, чтобы потом передать силу рукам, — кажется, что она с удовольствием с хрустом потягивается после долгой скованности.

Она немного красуется перед сыном, но и он не отстанет. Вот он отнимает у матери второе весло, точно так же вытягивает ноги, и вот они уже вдвоем слаженно гребут.

Как всегда бывает перед грозой, когда особенно белыми становятся чашечки изоляторов на телеграфных столбах, так же и здесь на море надвигающаяся гроза, казалось, сообщает дополнительное свечение дальним и ближним белым валам.

Возможен шквал, тут-то и обнаруживаются вековые навыки нашего карамщика, старой рыбачки Лены, вселяющие спокойствие, поддерживающие бодрый дух, где командой подналечь на весла, отмеряя слаженность четким счетом, а где и подшучивая над утл остью нашего скромного челнока.

— Вот барка, — говорит Лена, показывая на огромную посудину, медленно ползущую где-то на горизонте. — Мы ее не разобьем!

Сидя в корме, она управляет ходом судна, работая рулевым веслом.

Наш челнок шел мимо далеко выступающей низкой косы. Лена рассказывает, что от ее края до того берега два километра, а раньше коса была длиннее, берега почти сходились.

— При царе Давыде помело подавали с одного берега на другой, — говорит она.

Значит, берега сходились, потом берега раздвинулись и дали простор для ледового побоища, которое произошло как раз неподалеку от центральной усадьбы Самолва.

Но к чему тут помело?

Доисторическая гряда скрывалась из глаз, и старая рыбачка сказала, обернувшись назад: «Поклон нашему берегу!» Это значило, что мы миновали территорию Российской республики, Псковской области, Гдовского района. Растаяло в тумане российское Нечерноземье.

Прибрежным рыбацким деревням Пнево, Путьково, Чудская Рудница хлеба не полагается, хозяйкам выдается мука для собственноручной выпечки, и во время ледостава ничего другого не остается. Зато летом, зимой, как только достаточно окрепнет лед, — в Эстонию.

— Вся наша пабережь туда едет. Зимой на лошадях по льду, а летом на челнах и троенках.

Самые большие скорости течений наблюдаются в более узких местах озера — между деревней Мехикоорма и Пнево.

Зачем на волнах помело, я поняла вскоре, когда попала в июле на лов ряпушки в северной части Чудского озера.

В это время там промышляли рыбаки со всего побережья и островов. Когда прошли причал и вышли на простор, показался первый шест с вымпелом, потом еще. Яркий солнечный холодный день с сильным ветром и ощутимой волной был, казалось, заодно с этими нарядными разноцветными значками, которые празднично маячили вокруг. Мы уходили все дальше от берега. Постепенно они делались более скромными, пока не превратились в обыкновенные пучки веток. Теперь все море было утыкано вересовыми помелами, вениками, метлами, Это были вехи, обозначающие нахождение ставного невода.

Как будто вблизи города нарядные дачи с ярко крашенными верандами и цветными стеклами постепенно сменяются, пока не превратятся в обыкновенные необшитые потемневшие избы.

Закон удаления от центра действует и на воде.

Однажды поздним летом, когда листва уже достаточно заматеревшая, пропылившаяся, даже издали жесткая, того особенно темно-зеленого цвета, я проходила мимо одной странной усадьбы. Там было тихо, и в низине необычное строение — не то мельница, не то вилла — с остроконечной черепичной крышей, поросшей зеленым мхом. Здесь были ручей, лестница, обрывы и водопад. Под сомкнувшимися деревьями темнело. В нижнем окошечке зажглась лампа. Там я увидела старика, в очках, сидя за столом, он читал книгу. Мне хочется знать, кто это был?

Возвращаясь той же аллеей, ведущей обратно к шоссе, нельзя было не попробовать диких яблочек и уже у самого шоссе не свернуть в поле изрядно потоптанного перестоявшего гороха с истонченными перекрученными пожелтевшими стручками.

г. Санкт-Петербург