Судья (с громогласным возмущением) : Обвинение отклоняется. Позор для нашей юридической системы, что дело вообще попало в суд, и в качестве компенсации я постановляю наградить Толстяка обедом в «Свинье и свистке».
Обрадованный народ: Ура! Ура!
Патрика сковал безграничный ужас. Гнилые доски его мыслей подламывались одна за другой, так что уже и земля казалась мокрой бумагой, неспособной задержать его падение. Может быть, оно будет длиться вечно.
— Я так устал, так устал, — сказал он, садясь на кровать, но тут же вскакивая снова.
Издевательское эхо: Я так устал, я так устал.
Грета Гарбо (истерически кричит) : Я не хочу быть одна! Мне тошно быть одной! {75} 75 Грета Гарбо (истерически кричит): Я не хочу быть одна! Мне тошно быть одной! — Здесь вывернута наизнанку коронная фраза Греты Гарбо, как в жизни, так и в кино, особенно в фильме «Гранд-отель» (1933): «Я хочу побыть одной».
Патрик сполз по стене.
— Как же мне хреново! — взвыл он.
Уборщица: Прими дозочку кокаинчика, милок, сразу полегчает.
Доктор Смерть (доставая шприц) : У меня есть ровно то, что вам нужно. Мы всегда применяем это в случае скорби.
Клеопатра: Да! (Кокетливо оттопыривает губки.) Вот голубые жилки моей руки {76} 76 Вот голубые жилки моей руки . — У. Шекспир. Антоний и Клеопатра. Акт II, сц. 5. Перев. М. Донского.
.
Уборщица: Ну же, милок, побалуй себя.
Клеопатра (хрипло) : Ну же, придурок, трахни меня.
На этот раз Патрику пришлось перетянуть руку галстуком — обмотать несколько раз, а конец зажать в зубах и потянуть, скалясь по-собачьи.
Трепло О’Коннор (опрокидывая стакан «Джеймсона») : Когда ей ставили пиявок, она с грубым саксонским смехом воскликнула: «Я всегда хотела быть в двух местах сразу!» {77} 77 Когда ей ставили пиявок, она с грубым саксонским смехом воскликнула: «Я всегда хотела быть в двух местах сразу!» — Цитата из «Ночного леса» Джуны Барнс (см. прим. к стр. 191); рассказ лекаря о том, как он ставил пиявок Екатерине Великой.
Придворный (взволнованно) : Удар, отчетливый удар {78} 78 Удар, отчетливый удар . — У. Шекспир. Гамлет. Акт V, сц. 2. Перев. М. Лозинского.
.
Капитан Кирк: Скорость варп-десять, мистер Сулу.
Аттила (низким басом) : Я играю в футбол головами моих врагов. Я проезжаю под триумфальными арками, копыта моего коня выбивают искры из мостовых, римские рабы устилают цветами мой путь.
Патрик упал со стула и свернулся на полу. Сила прихода вышибла из него дух. Он трясся от ударов собственного сердца, словно человек, пригнувшийся под вращающимися лопастями вертолета. Руки и ноги парализовало от напряжения; он воображал свои вены, тонкие и хрупкие, словно ножки бокалов для шампанского, — попытайся разогнуть руки, и они переломятся. Без героина он умер бы от сердечного приступа.
— А вы все идите в жопу, — пробормотал он.
Честный Джон (качая головой) : Ну и злыдень же этот Аттила. «На что уставился?» — спрашивает. А я ему: «Ни на что». А он мне: «Ну и не пялься!» (Качает головой.) И откуда столько злобы?
Няня: Если не перестанешь говорить глупыми голосами, часы пробьют и не сможешь остановиться!
Мальчик (в отчаянии) : Но я хочу перестать!
Няня: Хотел бы — давно уже перестал бы.
Сержант: А ну живо взял себя в руки! (Орет.) Шагом марш! Левой-правой, левой-правой!
Патрик завозил ногами по ковру, словно упавшая заводная кукла.
Короткое извещение в колонке некрологов «Таймс»: МЕЛРОУЗ. Двадцать пятого мая после счастливого дня в гостинице «Пьер» мирно скончался Патрик, 22 лет, любящий сын Дэвида и Элинор, о котором будут горько скорбеть Аттила, Уборщица, Негодующий Эрик и прочие друзья, столь многочисленные, что всех и не перечислить.
Трепло О’Коннор: Бедолага. Если он не дергался, как отрезанная лапка гальванизированной лягушки, то лишь потому, что тоска давила на него, как монетки на веки покойника. (Опрокидывает стакан «Джеймсона».)
Няня (постаревшая, страдающая склерозом) : Никак не могу привыкнуть к этой мысли. Он был такой милый мальчик. Помню, я звала его моим заинькой. Всегда говорила: «Не забывай, что нянечка тебя любит».
Трепло О’Коннор (слезы текут по его щекам) : А от его жалких слабых ручонок хочется плакать. Ранки, усеивающие их, подобны ртам голодных золотых рыбок, просящим то единственное, что дарило покой его бедной измученной душе.
Капитан Расслабон: Он был из тех, кто по большей части сидит дома. Ничего плохого в этом нет, только он постоянно мерил шагами комнату. Я всегда говорю: уж если не делаешь ничего, так ничего и не делай.
Читать дальше