Сергей Лойко - Рейс

— Сколько я тебе должен? — спросил Алехин в конце фотосессии, когда Филимонов снимал ксерокопию с паспорта Жданова.

— Да боже вас упаси, Сергей… ой, Юрий Петрович! — запричитал Гитлер. — Мне-то ничего, а вот товарищу, который, собственно, и будет это…

— Сколько?

— Двадцать семь с половиной тысяч рублей.

— С половиной? — Алехину стало интересно. — Отчего не ровно?

— Такой курс, — Гитлер виновато развел руками, словно хотел показать, что к его ладоням не прилипло ни одной купюры. — Там на доллары считают.

— На, держи аванс, — Алехин протянул фотографу пятнадцать тысяч. — На номер, с которого я тебе звонил, не звони. Я сам тебе позвоню.

— Ясно, ясно, — понимающе закивал Гитлер и не удержался, чтобы все же не задать вопрос. — На задании? Секретном?

Алехин без слов отвернулся и вышел из ателье. По дороге в отель он выкинул в первую попавшуюся урну SIM -карту и в ближайшем ларьке купил новую. На паспорт Жданова.

На площади у столба с привязанными к нему за спиной руками стояла женщина средних лет. Блузка и юбка с пятнами крови были местами порваны. Голова опущена. Светлые седеющие волосы сбились и слиплись. На них тоже была видна кровь. На груди у нее висела закрепленная вокруг шеи картонка с неровной надписью жирным черным фломастером: «АГЕНТ ХУНТЫ».

Перед привязанной к столбу выстроилась группа из нескольких женщин и двух мужиков. Поодаль стоял военный с автоматом в форме ополченца с устало-безразличным выражением лица.

Женщины что-то яростно кричали на сочном гэкающем суржике, бросали в привязанную помидорами и проросшей картошкой, норовя угодить ей в лицо. Жертва мотала головой, стараясь избежать попаданий, и скулила и подвывала от боли и унижения.

— Сука укропская! — крикнул вдруг молчащий до времени толстый краснолицый мужик в домашних тапочках и майке-алкоголичке, из которой на приспущенные шаровары вылезало пузо. Он достал кусок чего-то белесого из пластикового пакета и стал отчаянно и яростно запихивать сопротивляющейся женщине в рот. — Жри свое сало, б…дища бендеровская!

Участницы представления еще сильнее распалились и всячески подбадривали толстяка. Одна из них нечаянно угодила ему помидором в затылок. Тот отошел от «агента хунты», отряхивая волосы. Воспользовавшись этим, жертва экзекуции выплюнула сало изо рта и застонала.

Ополченец продолжал смотреть в сторону, курил и не вмешивался.

— Что здесь происходит? — раздался громкий командный голос.

Все, включая ополченца, повернулись и увидели красивого, высокого военного с увесистой кобурой на боку. На голове у него была выгоревшая советская воинская шляпа времен Афганской войны, на носу — темные очки. Несмотря на отсутствие знаков различия, в нем чувствовалась офицерская выправка. Наличие пистолета способствовало этому впечатлению.

Ополченец выкинул окурок и отдал что-то вроде чести, неуклюже приложив руку к непокрытой голове.

— К пустой голове руку не прикладывают, — резко, без намека на юмор, оборвал его офицер. — Немедленно развяжите женщину! Кто приказал? Кто это сделал?

— Она вывесила над крыльцом школы бендеровский флаг, — стала объяснять одна из баб. — Ихний, жовто-блакитный. Училка она. Укрáинского. Вот что. Ее из школы еще весной погнали. А щас там летний пионерский лагерь. Так она пришла и повесила, сучка такая. Люди ее спыймали, суда доставили. Жители наши. Родители детей ихних.

— Во-первых, сине-желтый флаг — это не бандеровский флаг, — переходя на более спокойный тон, урезонил ее офицер. — Бандеровский — черно-красный. Во-вторых, развяжите ее немедленно. Это приказ.

Бабы и мужики стали уныло расходиться, ворча себе под нос. Ополченец развязал избитой женщине руки, и она, продолжая рыдать, закрыла ими лицо и сползла по столбу на землю.

— Успокойтесь, успокойтесь… — военный заботливо помог ей подняться, обнял за плечи и прижал к себе. — Все кончено. Больше этого не повторится. Новороссы не должны использовать украинские методы. Вам это понятно? — обратился он к ополченцу. — Ваше имя, батальон, бригада?

— Самохин я, Петр Самохин, из седьмой роты, — невнятно пролепетал солдат. — Я вообще мимо проходил. Вызвал милицию. Стою, жду.

— Самохин, вы будете наказаны. Дождитесь милиции, затем доложите вашему командиру роты о случившемся. Он вам мозги вправит. Где вы живете? — человек с кобурой перевел взгляд на женщину, затем спохватился и вновь повернулся к Самохину: — Доведите учительницу до дому. Смотрите, чтобы с ней больше ничего не случилось! Если она будет нуждаться в медицинской помощи, вызовите «скорую» и дождитесь приезда вместе с ней. Все ясно?