Сергей Лойко - Рейс

— Военный, вам плохо? — прервал его самоубийственный поток сознания человек в синей форме российского МЧС, который держал в руках что-то похожее на пылесос.

— Я в порядке, спасибо, — Алехин опустил голову от солнца, которое стояло почти в зените и било прямо в глаза, если посмотреть вверх. — А что это у вас?

— Металлоискатель, — эмчеэсовец сел рядом с ним на землю, вытер пот с красного лица и достал пачку «Мальборо». — Американский. Потрясающая машинка. На полметра под землей иголку чувствует. Закурите?

— Нет, спасибо, не курю, — Алехин разглядывал металлоискатель. — Какие сокровища ищете?

— А вы разве не в курсе? Все более или менее крупные обломки самолета уже собрали. Ищем теперь то, что могло под землю уйти, в траве затеряться. Сердюков. Капитан Сердюков.

— Алехин. Подполковник Алехин, — оговорился Сергей. Но слово уже вылетело.

Они пожали друг другу руки.

— Командир ополченцев? — спросил Сердюков.

— Вроде того.

— Понятно. Что, машина сломалась?

— Да нет. Просто решил отдохнуть. Сейчас поеду.

— Хорошее дело. Мы тоже закругляемся. Охрану еще вчера сняли. Все поле зачищено. Можно в футбол играть. Трава отрастет и будет, как раньше. Словно ничего не было.

— А где остальные обломки?

— В Донецке на вокзале. Будем отправлять в Англию.

— А тела?

— Да какие тела… Не хотел бы я быть на месте родственников сейчас. Даже представить не могу, что они чувствуют. Вы бы видели этот ужас. Все вперемешку. Даже по ДНК многих не опознать. Ну не будешь же ты палец хоронить… Или ухо, к примеру. Или будешь?

— Что, все так плохо?

— А как ты думал? — Сердюков перешел на «ты». Докурил сигарету до самого фильтра, бросил на землю. Стал подниматься, отряхивая форму. — Ну, мне пора.

— А останки тоже на вокзале?

— Нет, сегодня отправили. В четырех вагонах-рефрижера-торах. В Ростов. Оттуда чартером в Лондон. Так, по крайней мере, сказали.

— Понятно.

Алехин встал, пожал Сердюкову руку. Тот подхватил металлоискатель и вернулся к своим в поле. Алехин направился было к машине. Но вдруг остановился и снова сел на землю. Земля была горячая, как сиденье с подогревом.

— Ну чего расселся? — услышал он сухой, как осенний дубовый лист, старушечий голос за спиной. — Чего сидишь? Ничего здесь больше не высидишь, милок.

Алехин повернул голову, увидел очень старую женщину с морщинистым лицом, в платке и линялом, неопределенного цвета рубище. Плечи у нее, однако, были расправлены, словно она опиралась на что-то, словно за спиной у нее была невидимая стена. От старухи даже на расстоянии пахло погребом. И старостью.

Он не стал ничего говорить. Наговорился с Сердюковым. Вновь отвернулся и стал смотреть на работающих в поле эмчеэсовцев.

— Иди, давай, — сухо, без всякого выражения продолжила Полина Трофимовна. — Она ждет тебя.

— Кто? — устало и безразлично спросил Алехин, не поворачивая головы.

— Сам знаешь кто. Иди, спасай ее. А то поздно будет.

Алехин повернулся и увидел спину удаляющейся старухи. Она сняла платок и держала его в руке. Ветер растрепал ее сухие седые волосы. И она больше не казалась такой старой. Просто уходящая женщина. И все.

Через несколько секунд Сергей завел мотор, заглянул в зеркало заднего вида и не увидел старухи. Та точно растворилась.

В Торезе Алехин остановился у колонки, где какой-то военный с шутками и прибаутками поднимал и вешал ведра, полные ледяной воды, на крючки коромысла на плечах заливающейся смехом женщины лет тридцати.

Продолжая смеяться, женщина, однако, сказала ему ее не провожать, «а то муж увидит».

— Муж объелся груш, — пошутил военный, по возрасту офицер или контрактник. На ополченца он был не похож. Высокий, поджарый, в хорошо сидящей форме российской армии.

Алехин нажал на рычаг колонки. Давление было таким, что он сразу забрызгал себе брюки и ботинки. Тщательно вымыл руки, лицо, шею ледяной водой. Нагнувшись, попил с пенящейся струи. Утолив жажду, направился к машине и вновь поймал взглядом офицера.

Тот закончил любезничать с женщиной с коромыслом, отдал ей честь и пошел в другую сторону, постукивая себя рукой по ляжке в такт мелодии, которую довольно громко напевал себе под нос:

— Та — та-та-та-та-та — та-та-та — та-та…

Когда «та-та-та-та-та» вдруг кончилось словом «Эсмеральдá», Алехин остановился как вкопанный. Он слышал эту песенку раньше. Офицер удалялся, прихрамывая на левую ногу. Алехин мгновенно почувствовал на языке зловонный вкус воды из сливного канала под Тверью. Он вспомнил теперь, откуда была эта ария и где он ее слышал. Незнакомец не оглядывался. Алехин старался держать дистанцию. К сожалению, других прохожих на улице не было, и стоило тому оглянуться, как он тут же заподозрил бы слежку. Но военный шел, не оборачиваясь. А у Алехина не было выбора.