Сергей Лойко - Рейс

Прессовать Ганелия по-настоящему почему-то не хотелось. Мысль об общаке пришлось оставить: о вливании такой суммы сразу узнает клан грузинских «воров в законе», определят источник, и будет нежелательная свара — «славяне нашего раздели» и прочее. В итоге Женя переправил в столицу подробные инструкции, и в Зугдиди уехал Семен Дурак, преданный охранник и дальний родственник. Дураком его прозвали за отсутствие страха и сильное заикание.

Под шестью плитами, плотно втиснутыми в обрамление черного камня, был песок. Из песка Семен выкопал три коробки белой пластмассы размером с шахматную доску. Две коробки были замотаны по шву синей изолентой, а одна просто закрыта. Во все три проникла влага, но купюры оставались годны. В открытой оказалось двадцать шесть тысяч, а в замотанных — по тридцать.

Невообразимые деньги. Книжник потерял сон. Он понимал, что разрулить эту историю нужно очень деликатно: Ганелия провел уже прилично времени в лагере, пообтерся и приобрел даже подобие авторитета, особенно среди кавказцев — ломать его сейчас будет непросто. В то же время очевидно, что бабла у него «немеряно», что могила отца была чем-то вроде кошелька для непредвиденных расходов и что главные бабки… Где-то рядом? Или нет?

Книжник возобновил уроки грузинского, и хотя прежних отношений уже не было, вору-психологу важно было общение. Он уже неплохо натаскался в разговорном грузинском, но продолжал практиковаться вокруг простых тем: «мама — папа — семья». Подолгу он рассказывал о своей вымышленной семье, заставляя Гену поправлять его и незаметно расспрашивая его по-грузински о его собственной семье. Так он постепенно узнал, что старший Ганелия был директором заготконторы в городе Гегечкори и переехал в Зугдиди после того, как склад и бухгалтерия очень удачно сгорели дотла вместе со всей отчетностью.

— А мама?

Оказалось, что она умерла от рака еще в конце 60-х.

«Если мать похоронена в Гегечкори — отчего было не спрятать деньги в ее могиле, раз уж у Гены такая страсть к могилам предков?» — резонно размышлял Книжник, который с логикой, в отличие от закона, дружил. Постепенно Женя пришел к убеждению, что основные деньги именно там — на кладбище неизвестного ему городка Гегечкори в Грузинской ССР.

По весне Книжник откинулся. К удивлению братвы, в Москве он не объявился — сказал, что хочет оттянуться в Сочи, куда вызвал Семена на машине. Могилу Семен нашел сразу — она копией повторяла памятник в Зугдиди. Было видно, что архитектурный ансамбль памятника относительно недавно подвергся реконструкции, и это дало Книжнику надежду — именно при переделке можно хорошо запрятать клад. Уже через час Семен наткнулся совком на металлическую цепь. Копать вдоль нее пришлось довольно долго. Другой конец цепи был приварен к внушительных размеров алюминиевому двуручному бидону с крышкой на защелках. Бидон еле дотащили до машины, Книжник сел за руль и глубоко задумался, а набожный Семен побежал приводить в порядок могилу. Светало…

— Деда! Деда! Ты чего так долго спишь? — Леночка вскарабкалась на постель и ладошкой водила по его щетине на щеке, как по щетке.

Старик очнулся, помолчал, собрался с мыслями и вздохнул.

— Да так, егоза… вспомнил кой-чего. Собери-ка мне вот лучше эти бумаги с пола.

За завтраком, состоявшим из овсяной каши, двух яиц вкрутую и полбокала «Роберта Бернса» с таблетками, Евгений Тимофеевич пересилил себя и не стал включать телевизор. Он бы не удивился, увидев по ящику мусора Алехина в генеральской форме, обвешанного георгиевскими ленточками, как рекламный «Бентли» в «Крокус Сити».

Всю ночь напролет не могли заснуть. Даже не пытались. Было воскресенье. Его редкий выходной. В полдень оторвались друг от друга. На завтрак — яичница. С ветчиной и помидорами, как он любит. Кофе. Не допив кофе, снова оказались в постели. Наконец, покачиваясь, вышли из дому. Она уговорила его сходить с ней в Третьяковку. Держались за руки. Так и дошли до метро с переплетенными пальцами, останавливаясь через каждые сто метров и целуясь. По-настоящему. Жарко. Не отрываясь. День был хоть и майский, но уже солнечный и теплый. В метро было прохладней. На эскалаторе — даже очень. Она стояла на ступеньку выше. Эскалатор длинный. «Я замерзла», — вдруг сказала она. Он обнял ее, прижал к себе крепко-крепко. Так и приехали к дежурной будке внизу, обнявшись. Тут же, не сговариваясь, прыгнули на эскалатор, что шел вверх. До дома от метро уже не шли, а бежали, и… Не вылезали из постели до следующего утра. Он встал в шесть часов, побрился, надел форму, достал из нижнего ящика платяного шкафа пистолет, засунул его за пояс сзади, вернулся в спальню, поцеловал ее спящую. Лена притворилась, что спит. Спит, а у самой на лице улыбка. Окно открыто. Сквозь прозрачные, легкие шторы с шепотом утреннего свежего ветерка проникает мягкий весенний солнечный свет. Вместе с запахом черемухи…