Сергей Лойко - Рейс

Липа вышла из машины, подошла к нему. В этот момент они услышали истошный женский крик:

— Военный, военный, помогите! Помогите!..

Возле помойки с тремя переполненными, даже на расстоянии зловонными мусорными баками несколько женщин склонились над чем-то, стеная и причитая. От их криков Алехин пришел в себя. Поднялся, вместе с Липой подошел к ним и отодвинул рукой чью-то загораживавшую обзор спину.

На тротуаре на спине лежала девочка лет десяти. Ее безжизненное лицо было бледное, как восковая бумага, платье, все в темных пятнах, измято и порвано, ноги окровавлены выше колен. Она была мертвая.

«Не может быть! — словно током ударило бывшего опера по прозвищу Бульдог. — Этого, б…дь, не может быть!»

Подполковник Сергей Алехин почувствовал, как по хребту снизу вверх стремительным ручьем пробежала ледяная волна.

Правый глаз девочки — открыт. Он был похож на перегоревшую лампочку от карманного фонарика. На месте левого зияла черная, кровавая дыра.

Ближе к вечеру потрясенные и вымотанные Алехин с Липой добрались до Ворошиловки — как называли дончане Ворошиловский район, облюбованный для проживания местными олигархами, ментами, бандитами и прочими власть имущими.

Бóльшую часть пути они молчали. Да и о чем было разговаривать после всего пережитого. Там на проспекте, не дождавшись вызванных еще до их появления милиции и «скорой», они завернули тело девочки в одеяло, принесенное одной из женщин, и сами отвезли его в городскую клиническую больницу № 2. К ним вышел толстый мужик в камуфляже и с рацией в нагрудном кармане. Сказал, что дежурная бригада на операции и принять тело некому. И чтобы они либо дожидались, пока освободятся врачи и составят акт, либо оставили труп и свои паспортные данные. Алехин не хотел светиться, и непонятно, чем бы все это закончилось, если бы не Липа. Одно только произнесенное ею магическое слово — точнее, фамилия — мгновенно разрядило ситуацию. Охранник принял труп, сам написал расписку и, пожелав счастливого пути, провожал взглядом удаляющийся «Патриот», записав на всякий случай номер.

Уже на подъезде к месту картина, открывшаяся Сергею, ошеломила его. Он ехал на войну, а приехал в Изумрудный город.

Ни в Беверли-Хиллз, ни под Москвой, в крутой Барвихе, не видывал он подобных замков. А белкинский, напротив которого остановились, вообще выглядел как средневековая крепость, раскинувшаяся на добрых полутора гектарах, опоясанная великой китайской стеной из розового камня, к которому вела вымощенная желтой плиткой подъездная дорога. Весь этот замысловатый Диснейленд возвышался над здешним nouveau riche ландшафтом с остроконечными черепичными крышами, зубчатыми стенами и диковинными растениями, в том числе банановыми пальмами и сбросившими кору платанами, и виден был отовсюду. Над воротами красовались три гигантские буквы «К», окаймленные, как новогодние елки, сотнями не выключенных с ночи лампочек.

«Особенно ККК вставляет», — поразился Алехин. Для человека, меньше недели назад прибывшего в Донецкий бассейн из страны Гарриет Бичер Стоу, это было несколько неожиданно.

— Ку-клукс-клан? — спросил он, сбавив скорость.

— Че? — не поняла Липа. — Та нет, это ж инициалы Каметова. Кай Камильевич Каметов — Кэ Кэ Кэ. Не слышали? Самый богатый человек Украины.

— Так мы к нему приехали?

— Сейчас сам все увидишь, — с видом хозяйки замка сказала Липа, неожиданно перейдя на почти снисходительное «ты».

Вдоль стены шел крепостной ров, наполовину заполненный зацветшей и дурно пахнущей водой. Там, где раньше в изумрудной голубизне резвились желтые, оранжевые, красные и пятнистые карпы кои, теперь на поверхности плавал студенистый кисель из серовато-желтых водорослей. Берега рва застилал узкий перед стеной и широкий с противоположной стороны, выгоревший, с бурыми проплешинами, пожелтевший газон. Стоило «Патриоту» подъехать поближе, массивный подвесной мост на цепях поднялся и забаррикадировал ворота. Тут же охранники в камуфляже, вооруженные автоматами и пулеметами, со всех сторон бросились к дверям «Патриота», но, завидев Липу, замерли на полпути и, сняв полевые пехотные кепки, отвесили гостям нечто вроде поклонов. Мост со скрипом опустился. Еще более массивные дубовые ворота распахнулись, и «Патриот» въехал в запущенный дендрарий, который еще не так давно считался богаче, ухоженнее и экзотичнее знаменитого киевского ботсада. Чего там только не было — от голубых елей, туй и кедров до эквадорских банановых пальм и платанов с Женевского озера. Однако пожелтевшая трава на газонах была давно не кошена. Газоны, дорожки и тропинки между ними были покрыты бледно-коричневой пожухлой листвой, как глубокой осенью. Цветы в разнообразных клумбах скукожились, поникли и опали. Можжевельники и туи порыжели. На кустах роз еще висели высушенные бутоны, как елочные игрушки в детском доме. В густой удушливой духоте летнего вечера томился осязаемый привкус забвения и запустения.