Маша Трауб - Миллиграммы счастья

Ночь, когда сын ехал в приволжский город, я не спала. День, когда он размещался там, я ходила по потолку. Раздался звонок. Звонила квартирная хозяйка, которая сообщила мне, что она встретила «моих мальчиков», показала, где можно поесть поблизости, и вообще все хорошо. Еще она мне сказала, что мальчики вежливые, замечательные и она готова их сама кормить завтраками. Я чуть со стула не упала. Сын прислал фото кухни съемной квартиры – в такой кухне и я бы согласилась готовить. Даже елочка нарядная стояла. В квартире было все – от геля для душа до тапочек. Полотенца всех размеров. Если честно, я была поражена. Представьте себе ситуацию в Москве: квартирная хозяйка по доброй воле звонит родителям несовершеннолетних ребят и еще успокаивает (а предварительно сдает очень приличную квартиру, веря в то, что ее не разнесут). Потом выяснилось, что местные друзья встретили их на вокзале. Да у нас в лучшем случае номер автобуса подскажут.

Мы всегда ждем худшего. От банальных проявлений человеческого добра и заботы впадаем в ступор. Мы так отвыкли от того, что люди могут не врать и не обманывать, что уже не верим в хорошее. А дети – в шестнадцать они еще дети – верят. Мой сын даже не сомневался в том, что все будет хорошо и мне не надо нервничать.

Но… он все-таки столичный парень. Билеты брал со скидкой, предъявляя справку из школы, что имеет право на эту скидку. Он изучил все юридические интернет-порталы для подростков, на которых рассказывают, на что они имеют право, а на что – только с согласия родителей. Я и забыла, что подписала не глядя какую-то бумажку – видимо, согласие на его передвижения. Естественно, у сына есть все мои паспортные данные и данные отца. Он сделал копии всех документов. И копии копий тоже.

Василий – физик и математик. То есть совсем не гуманитарий. У него есть два определения для моих родительских комментариев: «логично» и «нелогично». Если я спрашиваю, почему нельзя без напоминания вынести мусор, отнести в стиральную машинку грязную одежду, на кухню – грязные чашки, сын спокойно отвечает: «Мам, скорректируй задачу». В общем, физик.

И тут он вернулся из спортивного лагеря. Чемодан я открывала с опаской, гадая, сразу ли выбросить носки или попытаться постирать. Под грудой футболок, которые издавали такой запах, будто в них ходил не только Василий, но еще двадцать человек, я нашла бутылку водки. Закрытую. Долго таращилась на бутылку, подбирая слова, которые должна как мать произнести в этом случае.

– Васюш, скажи, а зачем тебе водка? – это лучшее, что я смогла придумать.

Тут я, как гуманитарий, сразу поняла свою ошибку. Во-первых, вопрос глупый. Во-вторых, ответы я знала заранее. «Бутылка не моя…», «Друг попросил к себе положить…», «Понятия не имею, как она оказалась в моем чемодане…», «Привез в подарок папе, только потом вспомнил, что он не пьет водку…» Тут же мне самой стало стыдно, потому что я, можно сказать, рылась в вещах сына. Ну кто меня дернул разбирать его чемодан? Пусть бы сам разобрал, недели через три где-то, когда там уже лягушки квакать будут.

Василий даже бровью не повел, когда я предъявила ему запретный продукт.

– Купил, – как всегда, лаконично ответил сын.

– Зачем?

Далее последовал гениальный ответ, который даже я, гуманитарий с бурной фантазией, не смогла бы придумать.

– Для обработки ран, – сказал Василий.

– Мусечка, каких ран? Душевных?

Вася захохотал.

– Недодумал. Да, мам, хорошая версия. Я просчитал, что тебе больше понравится версия с антисептиком.

Теперь у нас в ходу эта присказка. Когда муж наливает себе вечером виски или я прошу бокал вина, мы комментируем:

– Исключительно для обработки душевных ран.

– Васюш, ты как, голова не болит? – спросила я у сына, который сидел и смотрел в окно, что уже вызвало подозрения.

– У меня, мам, ветер в голове, там болеть нечему, – ответил Вася и ласково на меня посмотрел.

Если что-то происходит в семье, нужно спрашивать у Симы, которая в курсе всех событий.

– Ему девочка звонит, и он с ней все время разговаривает, – объяснила Сима, – а вчера по скайпу почти час болтали.

– Вася! У тебя появилась девушка? – ахнула я.

– Ага, новая.

– Так, если эта новая, значит, была старая, про которую я ничего не знала? – еще больше удивилась я.

Василий продолжал смотреть в окно.

– Мам, я видела ее фотографии, – тут же вступила с пояснениями Сима, – она играет на гитаре и на пианино. Красивая. Ну, Вася сказал, что она красивая, а я не знаю. Обычная девочка, – в голосе Симы звучала женская ревность.