Пол Остер - 4321

Нет, загвоздка — не в Бобби, который к тому времени пребывал в полном расцвете своей неподражаемой Боббовости, беда была с Маргарет, той самой Маргарет, которая втюрилась в Фергусона, когда ей исполнилось семь лет, которая сочинила ему неподписанное любовное письмо, когда ей исполнилось двенадцать, которая строила ему глазки все старшие классы и активно радовалась возвращению Анн-Мари Дюмартен в Бельгию, которая была единственной девчонкой, кто соблазняла его в его четырех-с-половиной-месячной разлуке с Эми в последнем классе, которая была той единственной, в чей рот влез бы его язык, если б не одержимость ею Бобби, которая дразнила его Сирано, когда Фергусон попробовал вмешаться ради Бобби, в скучной, но умной и мучительно привлекательной Маргарет, кто по причинам, которых он был не в силах постичь, теперь стала женой его старейшего друга, поскольку Фергусона сравнительно сильно ошарашило то, насколько мало обращала она внимания на монолог Бобби о двойном самоубийственном отжиме, то, как она не отрывала от Фергусона взгляда через весь стол, а на своего мужа, пока тот говорил, и вовсе не смотрела, прямо-таки пожирала его взглядом , как будто говорила ему, да, я уже месяц замужем за этим добрым, безмозглым пентюхом, но до сих пор мечтаю о тебе, Арчи, и как же ты вообще мог отвергать меня все эти годы, когда на самом деле мы всегда были созданы друг для дружки, и теперь вот она я, бери меня, и к черту последствия, поскольку все это время я желала одного лишь тебя. Ну или это Фергусон понял по тому, как она на него смотрела в ресторане гостиницы «Пляж полумесяца», и правда заключалась в том, что она его возбуждала, его, одинокого, безбрачного, нелюбимого холостяка, чужаком ищущего любви в новом городе, как же могли не возбуждать взгляды, какими она его забрасывала, и кто знает, не капитулировал бы он перед нею тем летом, не удались они с Бобби в Балтимор, поскольку видеться друг с дружкой наедине возможностей у них было без счета, все ночи, когда Бобби играл бы на выезде в каких-нибудь далеких Луисвиллях, Колумбусах и Ричмондах, и сколько раз он принимал бы ее приглашения на ужин к ним в квартиру, сколько бутылок вина они б выпили вместе, уж наверняка сопротивление его ослабло бы на каком-то рубеже, да, вот что ее глаза сообщали ему, пока они сидели друг напротив дружки в гостиничном ресторане, сдайся, пожалуйста, сдайся, Арчи , а поскольку Фергусон понимал, что он может оказаться недостаточно крепок, чтоб не полезть к ней, если она останется, то он и был более чем счастлив от того, что она уехала.

За последний год концентрические круги сплавились в единый черный диск, долгоиграющую пластинку с одной-единственной блюзовой песней, занимающей всю Сторону А. Теперь же пластинку перевернули, и песней на второй стороне оказалась траурная, под названием «Господи, имя Тебе Смерть». Мелодия засела в голове у Фергусона всего через несколько дней после того, как начал работать в «Таймс-Юнион», и первый такт приплыл из Калифорнии девятого августа со словами Чарльз Мэнсон и убийства Тейт-Лабьянки , а совсем немного погодя он перешел в другую тональность — в самоубийство в ночь Всех святых молодого Маршалла Блума, одного из основателей «Службы Новостей Освобождение», куда Фергусон серьезно подумывал устроиться сразу после колледжа, — что плавно перетекло к середине осени в куплет о лейтенанте Вильяме Келли и бойне в Милай в Южном Вьетнаме, а затем, когда последний год 1960-х вступил в последний месяц, чикагская полиция выпустила долгое стаккато рефрена, расстреляв и убив «черную пантеру» Фреда Гамптона, пока тот спал у себя в постели, и еще через два дня после этого, когда «Роллинг Стоунс» взошли на сцену в Альтамонте, чтоб допеть песню до конца, «Ангелы ада» навалились на молодого черного, который размахивал в толпе пистолетом, и закололи его до смерти.

Вудсток II. Дети цветов и тяжеловесы. И узри, как быстро день истаял в ночь.

Бобби Сил, привязанный к стулу с кляпом во рту по распоряжению судьи Юлиуса Гоффмана, когда первоначальная Восьмерка превращалась в Семерку.

«Метеорологи» запускают атаку камикадзэ против двух тысяч чикагских легавых во время Дней ярости в октябре, старые школьные кореша Фергусона, облаченные в футбольные шлемы и защитные очки, бандажи и чашки выпирают из штанов, изготовились к битве с цепями, трубами и дубинками. Шестерых из них застрелили, сотни увезли в воронка́х. Для чего? «Привести войну в дом», — кричали они. Но с каких это пор войны в доме не было?