Сарей Уокер - Диетлэнд

Я никогда раньше не слышала ее голоса. Ожидала хрупкий, писклявый голосок и не была готова к уверенному, ровному тону.

— Ты следишь за мной? — повторила я не так смело, как в первый раз.

— Сли-и-ижу за тобой? — ухмыльнулась она. — Вообще не знаю, о чем ты.

И она прошмыгнула мимо и беззаботно зашагала по тротуару, изредка перепрыгивая через корни деревьев, что пробивались сквозь асфальт.

Тогда, наблюдая за тем, как она уходит прочь, я еще не знала, кем эта девушка окажется — посланницей из другого мира, прибывшей для того, чтобы пробудить меня ото сна.

Когда я думаю о своей прежней жизни, я представляю ее небольшой диорамой в обувной коробке: улицы, парки, авеню и я — черное пятно посередине. В течение многих лет моя ежедневная деятельность оставалась в рамках пяти кварталов: квартира-кофейня-собрания «Худого дозора», квартира-кофейня-собрания и далее по списку. Моя жизнь не отличалась разнообразием, но и я не хотела ничего менять. Тогда я видела себя лишь наброском и ждала, когда яркие краски сами заполнят холст моей жизни.

Кому-то со стороны, да той же преследовательнице, я могла показаться несчастной, но это, конечно же, лишь взгляд со стороны. Каждый день я принимала по тридцать миллиграммов антидепрессанта Y . Я начала принимать Y еще с выпускного года в колледже. И все из-за парня. Спустя пару недель после рождественских каникул мое сознание провалилось в глубокую, темную бездну. Целыми днями я просиживала в библиотеке и притворялась, что занимаюсь. Библиотека находилась на седьмом этаже; в какой-то день я стояла напротив раскрытого окна и воображала, как брошусь вниз, приземлюсь в мягкий, белоснежный сугроб, где будет не так больно. Меня заметила библиотекарша — оказалось, что я плакала, — и позвонила врачу в студенческую больницу. После того случая антидепрессанты стали неотъемлемой частью моей жизни. Моя мама прилетела в Вермонт. Они с доктором Уиллоуби (стариканом с седыми волосами, серым лицом, серыми передними зубами и такими же серыми стеклами в очках) решили, что лучше всего для меня будет постоянно консультироваться у психотерапевта и начать принимать Y . Лекарство забрало уныние, а взамен оставило что-то другое. Нет, не счастье, а скорее постоянный низкий гул в голове, этакий «серый шум», от которого нельзя было избавиться.

Даже после того, как окончила колледж, прекратила сеансы у психотерапевта и переехала в Нью-Йорк, я продолжила принимать Y . В Нью-Йорке я поселилась в одном из тех старинных домов Бруклина из бурого камня на Свон-стрит, в квартире на втором этаже. Узкие коридоры, тянущиеся от одной стороны здания до другой, полированный пол из светлого дерева, эркеры, выступающие вперед, — такая квартира, да еще и в престижном районе, была для меня роскошью не по средствам. Но квартирой владел двоюродный брат моей мамы; он уменьшил для меня сумму аренды. Джереми бы позволил мне жить там и бесплатно, если б мама не вмешалась и буквально не потребовала у него, чтобы он брал с меня хоть какую-то плату. Но то, что я платила, было сущими крохами. Джереми работал корреспондентом в «Уолл-стрит джорнал». После смерти жены просто не смог заставить себя жить в Нью-Йорке, особенно в сердце всех своих бед и несчастий — Бруклине. Начальство отправило Джереми в Буэнос-Айрес, затем в Каир. В квартире было две спальни, одна полностью забита вещами Джереми, но я сомневалась, что он когда-нибудь вернется за ними.

Гостей у меня на Свон-стрит, считай, не было. Раз в год приезжала мама. Иногда забегала моя подруга Кармен, но в основном мы встречались с ней в кофейне. В моей настоящей жизни у меня было бы больше друзей, были бы и крутые вечеринки, и парни, остающиеся на ночь. Но моя жизнь не была настоящей . Пока.

На следующий день после стычки с девушкой я с опаской выходила из дома. Но девушки нигде не было, и я с легким сердцем зашагала вперед, обрадовавшись, что избавилась от хвоста. Впереди ждал привычный рабочий день в кофейне, но сначала нужно было заскочить на собрание «Худого дозора»; я специально выбрала путь подлиннее, лишь бы избежать столкновения с придурками, которые вечно тусовались в конце квартала и часто отпускали про меня грубые, грязные шуточки.

Собрания «Худого дозора» проходили в подвале церкви на Секонд-стрит. Это была ничем не примечательная церковь из серого камня, почти незаметная рядом с химчисткой и огромным спортзалом; лишь круглое витражное окно с изображением изящной маргаритки из разноцветных стекол могло обратить на себя внимание. Войдя в церковь, я на автомате спустилась по винтовой лестнице в подвал, где меня встретила привычная женщина с клипбордом в руках.