Ксения Букша - Счастье-то какое! (сборник)

– Жаль, пива нет больше.

– Ага, – я свернул брезент. Поправил отцепившиеся рубашки.

Солнце уже ушло за козырек тента. Людей почти не было – затишье перед окончанием рабочего дня.

– Сколько времени, как думаешь? – мы думали об одном, забавно.

– Часов пять. Наверное. В семь собираться буду.

Она устроилась поудобнее, почти свернувшись калачиком. Забытый плеер свалился на асфальт, я поднял его, положил в коробку и кое-что увидел.

– А хочешь ликера? Грейпфрут-лимон. Хороший. На вечер купил.

– Запасливый какой, – Оля, всё еще улыбаясь, потянулась, и новая футболка обозначила знакомый уже силуэт. – Давай, конечно. А есть из чего?

– Сейчас придумаем, – сказал я, хотя особых идей у меня не было.

Вышел из тента и удивился, какой прохладный воздух снаружи. Мне было хорошо.

А вот Шуре, занявшей свое место рядом с тентом, – кажется, нет.

– Привет, царица бананов! – сказал я. – Ты давно здесь?

– С полчаса уже. Не заметил что ли, кавалер? А это кто там?

– Оля.

– А та, с трамвая?

– Надя.

– Ты даёшь! – она посмотрела на меня с ехидным сочувствием.

– Да как-то… – начал я объясняться, а потом подумал: чего это собственно.

Спрашивать, почему она сегодня поздно, не стал – и так было видно.

– Ты б поправилась пивом хотя бы, Шур, вечер скоро. Иди возьми, я присмотрю.

– Не лезет пиво, пробовала, – она вяло курила, скорчившись на раскладной табуретке.

– А чего приехала вообще? Отлежалась бы.

– Да тоскливо стало. Что сидеть на рожи эти смотреть.

Какие рожи имелись в виду, я не знал, но вполне мог представить.

Точка Шурина, между тем, выглядела плачевно: столик покачивался на незакрученных ножках – что, впрочем, вряд ли влияло на точность взвешивания; ящики с бананами были свалены кое-как, но сверху – сверху на них стоял лоток сизо-красных яблок совершенно невероятного размера.

– Бельгийские! – гордо сказала Шура, проследив мой взгляд. – Дорогущие. Дали на пробу.

После пива страшно хотелось есть, да и денег почти не осталось, но невозможно было оторвать взгляд от глянцевых боков. Гулять так гулять, подумал я.

– Давай что ли парочку красоты этой, Шур. Раз такое дело.

Заглянул обратно в палатку и сделал большие глаза: сюрприз! Оля послала в ответ густой воздушный поцелуй. Должен ли он тоже пахнуть помадой?

– Матвей, помоги достать. Что-то совсем сил нет, – позвала Шура.

Я снял ящик с бананового развала, поставил рядом, и она принялась неловко выковыривать яблоки из цепких объятий пластикового лотка.

– Полкило, думаю. Сразу заплатишь или как? – взвесить Шура даже не пыталась.

– Слушай, а может, ликера с нами попробуешь? – сказал вдруг я.

– Ничего себе ты добрый сегодня! – засмеялась Шура. Чуть задумалась. – Ну давай. Гадость только ликеры эти ваши. Химия.

– Да нет, этот нормальный. Немецкий типа, – почему-то я сегодня всё время оправдывался. – Ты только возьми у Антонины стаканчиков, а то я с ней поцапался уже.

– Держи тогда, – Шура достала третье восковое яблоко и отправилась к ларьку.

Я пристроил яблоки на весы – они показали 1150 граммов. Закурил. Ветер, уже не такой теплый, продолжал гонять пыль за дорогой. Солнце почти касалось детского садика и узбеков. Скоро собираться и ехать домой. Ехать в общагу. Мы поедем в общагу. Мы будем проводить вечер. Но сначала всё же ликер.

Шура нетерпеливо ругалась с Антониной. Оля качала головой и изучала этикетку. Надя, должно быть, так и двигалась куда-то на бесконечном романтическом трамвае. А у меня были три самых красивых яблока в Гагаринском районе.

– Я поэт, зовусь Парис. У меня для каждой приз, – негромко продекламировал я им.

– Барышня, завесите бананы? – спросил бывший пассажир трамвая.

– Завешу. А сколько времени?

– Тьфу ты. Извини, парень. Полшестого. Это важно?

– Час остался. И погода хорошая, да?

Он не ответил. Не хотел поддерживать разговор. Черт с ним.

Я поправил волосы и решил, что в его килограмме бананов будет пять. Некрупных. Подумал, что, кажется, запомню этот день, хороший день. Когда-нибудь дни изменятся, но сейчас представить что-то другое было решительно невозможно.

И действительно – запомнил.

Рот мой полон песней, а язык ликованием, что-то зреет во мне и дает зеленые всходы, как проросший корень имбиря на подоконнике, – ведет неуклонно к тому моменту, когда я подарю свое имя горячей голубой звезде. А что это за песнь и о чем в ней пойдет речь? Точно пока неизвестно, тема – жизнь. Сама жизнь, лишь бы только найти ее ключевую ноту, вот эту точку, начало начал, из которой исходит мир.