Ринат Валиуллин - Кофе на утреннем небе

Кран, в котором однажды кончилась вода, едва ты из прихоти попытался его раскрутить, фыркнул последним плевком и замолк. Почему? Однообразие – вот что губит любые отношения. Я был однообразен, однообраз, который втыкался своей флешкой в гнездо всякий раз, когда хотел потешить своё мужское самолюбие и её женскую любовь ко мне. Только этого было чертовски мало, чтобы развести в нём, в гнезде, птенцов с такой голубкой, как Алиса. Я видел, как всё скучнее становились взмахи её крыльев. С мужчиной необыкновенно скучно, когда он однообразен.

Летом хотелось прохлады, зимой – тепла, так и живём на контрасте. Максим пил горячий кофе. Дома кофе был почему-то вкуснее.

Может, оттого, что я бросил в чашку две ложки ароматного утра. Помешивая… всяким негативным мыслям проникнуть в мой мозг, иначе вода закипит, а я буду уверять себя как раньше – нет, это кровь, моя горячая кровь. Эмоций поднимется пена, хлынет на вымытую вчера женой белую плиту, которую жена вчера снова покрыла белой эмалью чистоты. Тогда уже держись, не поможет ни рафинад милых слов, ни сливки постели. Испорченное настроение затянет небо над кухней. Поэтому надо быть начеку, мешать постоянно… негативу внедриться в извилины. «Ничего не случилось, всё в порядке, мы по-прежнему муж и жена».

«С некоторых пор я перестал любить кофе с сахаром и молоком», – подумал я снова про жену. Я знал, что такое влюбиться, когда я не мог сказать ей, что она плохо варит кофе. Просто пил большими глотками, ложками добавляя в чашку её красоту. Я поварил ещё немного, пока коричневые губки пены не разбухли от возбуждения и не потянулись ко мне. Я выключил кофе, те сразу отстранились и опустились, как у неё, грустными уголками.

«Да, безусловно, кофе дома был вкуснее», – поставил я чашку на подоконник. Ему вдруг захотелось компота. Того самого компота, который варили в лагерной столовке пионерлагеря – с урюком и грушами. Тут же он вспомнил, что одна повариха готовила хорошо, другая отвратительно, потому что у неё были свиньи. А свиней надо было чем-то кормить – чем больше отходов, тем толще свиньи. Цепочка таких этих давних событий могла привести невесть к чему, она могла тянуться до тех пор, пока воспоминания продолжали бы свой медленный танец с фактами из жизни настоящей. Но музыка резко оборвалась в колонках моего воображения. Не то чтобы иссяк родник, просто меня отвлёк телефонный звонок.

Пока я разговаривал, я смотрел в окно. Там всех поджидала зима. Седина тронула редкие жёсткие волосы деревьев, словно готовые к последнему балу они стояли в ожидании худшего. То им был ветер, который то и дело тянул их танцевать, но настроения не было. Да и какое может быть настроение, когда впереди предстояла зима, холодная, мрачная, возможно, последняя. Ни песен, ни соловьёв, только замёршие на ветках чучела ворон, да отмороженные синицы.

Нет крепче кофе, чем в одиночестве. У того и у другого своя философия. Я знал, где находилась её красота. Но гораздо лучше я знал, что мне будет больно, если кто-то ещё узнает об этом.

Я позвонил Томасу, надо было обсудить обложку его новой книги.

– Чем сегодня занимаешься? Зайдёшь?

– Я уже уехал из центра. Кончился зачёт, я домой.

– Почему с работы все очень спешат домой? – решил я про себя не обсуждать дела.

– Домой – это особое чувство, как будто с войны, где ждут с победой, но примут и с поражением, туда, где я нахожу больше настоящего, чем в работе искусственного. Не все же такие фанаты, как ты. Ты настоящий бизнесмен, ты думаешь иначе: почему бы здесь ещё не подзаработать?

– Разве ты не согласишься, что деньги приносят оргазм? – слышал я в трубку, как прерывисто отвечал мне Томас, видимо, спешил куда-то.

– В общем, да: много денег – секс удался, мало – значит, ты снова дрочишь. Оргазм – это пик любви.

– Нет, это элементарная несдержанность.

– А если там, дома, никто не ждёт? – вспомнил я про свой.

– Это не имеет значения, если договор с одиночеством уже подписан. Домой: вроде всего пять букв, а сколько тепла, многие там были и хотят вернуться, в те самые уютные дома, туда где царствует быт и загнулась не одна революция в борьбе за мировое признание.

Короче, Макс, я бы с удовольствием зашёл к тебе на чай, но уже рядом. Тем более после работы я – кусок мяса, кусок дерьма, пучок зелени чувств, пучок нервов. Сейчас приду и попытаюсь сварить из этого суп.

– Как ты самокритичен, Томас.

– Нет. Просто по дороге выпил бутылку пива и наметил цели.