Ринат Валиуллин - Кофе на утреннем небе

Вечером Володя звал на улицу, но что-то настроения не было или у меня поднялась температура. Мысль о смерти была всё настойчивей, как старый скотч, она плелась за мной повсюду: выходил ли я из дома, из кухни, из туалета, из себя, однако страх по-прежнему был сильнее и проворнее. Я продолжал наблюдать внутри себя борьбу двух страхов: страха смерти и страха наказания.

Утром я снова проснулся под свист Володьки, бабушка сказала ему, что я болен и прогнала его, чтобы он не мешал мне спать. Я лежал бледный и грустный, надежда голодной крысой грызла мой мозг. Бабушка как-то смягчилась, но это мне уже не помогало, я пытался смотреть телевизор (так делал папа, когда у него не было настроения, он говорил, что если у тебя проблемы, то главное – найти пульт), но все программы почему-то решили показать фильмы про насекомых или про вампиров. То и дело я заглядывал себе под мышку, где у меня у самого жило такое.

Через три дня бабушка сказала Володе, что меня увезли в больницу (сил на то, чтобы его ругать за предсмертное молчание у неё не было, она осунулась и напоминала развалину древнего мира).

Дети умирают без любви.

Некоторое время Томас пребывал в задумчивости, затем пальцы его зачесались и, одухотворённые новой идеей, не дожидаясь, пока включится голова, начали что-то набирать в ответ:

Я и сам не знал точно, что я подразумевал, но уж точно не любовь, скорее одиночество, которое вытягивало из меня вены, высасывала из меня кровь. Одиночество вдвоём.

«Она укусила его.

Он не чувствовал боли.

Он не чувствовал яда.

Он был влюблён,

смотрел отрешённо на деревья,

которые волновались в небе,

он знал,

что они умирают стоя,

сам же хотел бы сделать это как можно лёжа,

в экстазе, в ней,

да, умереть в ней,

это было бы выше всяких могил».

И подписал:

«Спасибо, старик, не ожидал от тебя такого. Тебе пора выпускать самого себя».

Когда Алиса скучала, она твёрдо была уверена, что это означало лишь одно – он тоже сохнет по ней. Часто это подтверждалось сообщениями. Ей нравились его длинные нелепые письма, что может написать только самый последний влюблённый придурок, который потерял календарь, забыл, когда у него день рождения, да что там день, забыл год.

«Ты в одном углу мира, я в другом углу дивана, у нас были разные книги, но одни мысли. У тебя во рту шариковая ручка, иногда ты смеёшься, и на твоих щеках появляются ямочки, в которые тут же хочется засадить поцелуи, и я в задумчивости. Мы вдвоём сидим дома, дома тоже бывает скучно, ты даже зевнула, как выброшенная на берег рыбёшка, я заразился и протянул руку, чтобы найти твой второй размер, полагаю, он соответствует размеру моего мозга в возбуждённом состоянии. Ты для меня так близко, так же как недосягаема для самой себя. Полдивана от гениального до простого».

Уже находясь рядом со станцией, неожиданно быстро Максим получил ответ:

«Я никогда от тебя не уйду, можешь даже не вздыхать на эту тему».

Он оторвал счастливый взгляд от экрана телефона и вздрогнул. На входе в метро лежала гадюка, извивалась и фыркала, люди боялись входить, многие поворачивали обратно, видя в этом дурное знамение. В моих венах застучал метрополитен, побежали электрички адреналина, по коже автомобили озноба, в голове самолёты мыслей, страх скакал галопом, страх оседлал радость, товарняком бытия прямо по мне, но не гадюка меня напугала: «Неужели жена всё знает? Чёрт, как паршиво, как неудобно». Остановился я в метре от змеи, которая уже оказалась на сооружённой плотным людским кольцом сцене. Не то чтобы я был змееловом, нет, я просто был в своей теме и пресмыкающее с ядом в пасти меня абсолютно не интересовало. Неожиданно рядом со мной возникла девушка в форме. Сапогом шмяк, шмяк, раздавила башку змее, та выплюнула кишки. Кто-то даже захлопал. Потом ловко ногами сдвинула тело гадюки, которая на поверку оказалась миногой, в сторону от прохода.

– Расходитесь, товарищи, концерт окончен. Молодой человек, – обратилась она ко мне, – вас это тоже касается.

– Пожалуй, вы правы, придётся расходиться, – гнал я от себя образ обиженной жены. Змея со змеёй вряд ли бы так поступила. Я подумал, что это ядовитый знак. В общем, променял метро на автобус. Но прежде хотелось продышаться и прогуляться по парку. Иногда это было просто необходимо, чтобы разогнать тучи над собой. Необходимо было понять, чего я боюсь больше: предстоящего развода или надвигающейся свадьбы. Я купил зачем-то мороженое и не заметил, как съел его.