Ринат Валиуллин - Кофе на утреннем небе

Уже подходя к деревне, я почувствовал какое-то неудобство под мышкой.

– Володька, подожди, что-то у меня здесь колет.

– Клещ, клещ присосался!

– Чёрт, этого только не хватало.

– Может выдернуть его?

В полученных сообщениях я обнаружил альбом с лицами тех самых людей африканского племени Каро, что так полюбил Томас. Я начал листать их: действительно красиво, но меня не торкало, не вдохновляло, ни тем более не могло успокоить. Может, с ними действительно надо было пересидеть какое-то время, чтобы этим зафанатеть, может быть, даже переспать. Маски и есть маски, их я видел, вижу и буду видеть всегда и везде… Просто здесь в отличие от Африки они были серными и тусклыми. Я уже не говорю о современной пластической сакрификации. Фотошоп наживую. Тюнинг, если говорить автомобильным языком. И это уже не было чудом, это стало обыденностью всех женщин и даже некоторых мужчин после тридцати пяти. Все хотели быть красивыми, привлекательными и любимыми.

Потом открыл ещё одно письмо от Томаса с пометкой: «Ты хотел знать, почему я расстался со своей девушкой». Я открыл: «Причиной разрыва послужило вот это объявление, которое я увидел на её стене:

Завтра будут резать быка, нам везут мясо, кому нужно, пишите или звоните, привезут нужные части и на вас.

Что продаётся и почём (цена в рублях за килограмм):

лопатка – 500

рёбра – 450

шея – 300

рулька – 200

хвост – 70

голова – 70

язык – 700

почки – 200

сердце – 250

лёгкие – 150

печень – 200

зад – 550

пишите в личку, передам заказ хозяину быка».

Я грустно усмехнулся, это меня позабавило, впрочем, как и картинки из Африки. С одной стороны, было жаль быка, с другой – людей, которые так бесцеремонно разделали у себя на странице живого ещё на тот момент быка. Я позвонил Томасу:

– Спасибо за маски, хорошая акварель! Объявление вообще разобрало меня на детали, как того бедного быка.

– Ты представляешь моё состояние?

– После такого я бы разлюбил не только девушку, но даже шашлык. Шутка. Кто же тебя сейчас вдохновляет? Или ты на старых дрожжах?

– Как ни странно, жена.

– Первая?

– Да, она же последняя. Я рисую по памяти. Точнее у меня были кое-какие эскизы, как у художников, с той лишь разницей, что картинки эти я писал словами.

– Теперь я понимаю, почему и художники и писатели пользуются одним и тем же глаголом: писать.

– Заходи завтра, будет время, обсудим это, – улыбался я в трубку.

– Ты уже соскучился?

– Не то слово. За авансом заходи, – знал я, на что хорошо клевали писатели.

– Аванс – это дело хорошее. Зайду.

– Пообщаемся.

– Чувствую, у тебя нехватка общения, может, тебе надо больше выходить в народ?

– Я не могу на полтора года в Африку, как ты.

– А друзья где?

– По домам. Что-то не вдохновляет дружба. А может, я плохой друг. Звоню им всё реже, вижу их только на рыбалке. А сейчас мёртвый сезон. Кстати, ты там подругу себе не нашёл? Африканочку.

– Нет. И без них хорошо было.

– Без женщины разве может быть хорошо?

– Может, если ты её не любишь.

– Философ.

– Чай поставь, я завтра буду.

Волнение моё было не по теме, ни в русле событий ни в венах рек. Я снова алисил. Всё надуманное, она снова пыталась повлиять на меня, на отца, на время и главное – на себя, раз за разом убеждая собственные чувства в том, что они ошиблись. Я всё чаще разговаривал сам с собой. «Одиночеству тоже нужен собеседник», – успокаивал я себя. Скоро зашёл Томас.

– Ваше издательство! – поклонился он манерно и протянул мне свою руку. Он был свежевыглажен, свеж, щетинист и бодр. Скорее был больше похож на доктора, чем на писателя.

– Привет! Чай? Кофе? – пожали мы друг другу руки.

– Водки.

– Катя, принесите нам водки, – сказал я по селектору секретарше.

– Водки нет.

– Как нет, я же просил завести.

– Заводили, не прижилась.

– Я же пошутил, кофе достаточно, – улыбался Томас.

– Я тоже. Хорошо, тогда кофе, – поделил я две реплики между Катей и Томасом.

– Присаживайся, что ты стоишь? Спокойно поговорим.

– Может, мне хочется говорить беспокойно. Ты всё время тянешь меня в какой-то покой, в какое-то своё пенсионное болото, разве ты не понимаешь, что в покое что-то есть от покойника? Ты словно пыль на подоконнике, которая ляжет успокоившись и лежит, сколько её не слизывай. Ты всё время ссылаешься на дела, разве ты не понимаешь, что в конце концов все дела станут поделками? Часы-то тикают.

– Ты хочешь, чтобы я тоже поднялся? И тогда мы поговорим стоя, как деловые люди в бистро.