Ринат Валиуллин - Кофе на утреннем небе

Алиса: Может, у них истёк срок годности, и они давно паразитируют на твоей привязанности? В силу своей губастой подлости, чувственность имитируя.

Максим: Может, я уже не достоин той любви законсервированной.

Алиса: Может. Но я тебе верю всё же.

Максим: Я хочу тебя. Веришь?

Алиса: Верю.

Максим: И ещё одного крикнуть: «Если кого обидел – сорри, я не прошёл тестирование».

Алиса: Ага, тестостерон зашкаливает.

Максим: Откуда ты знаешь?

Алиса: Кричишь слишком громко.

В воскресенье она проснулась поздно, голова была тяжёлой, а во рту неприятный вкус понедельника. Понедельник безжалостен. Как рука палача, которая зависла над рубильником новой рабочей недели. Она обнаружила себя одной в постели, машинально прощупала пустоту под одеялом Максима не было. Потом встала и подошла к отражению. Нет, не к зеркалу. Алиса села за комп.

Алиса: Сегодня встала раньше обычного и сама наступила на утро.

Максим: Что так рано встала?

Алиса: Чтобы выходные были длиннее. У меня будильник на 8.30 стоит. Я всегда в это время встаю).

Максим: На тебя это не похоже.

Алиса: Вру, сестра разбудила.

Максим: Сестра – это хорошо.

Алиса: Да, но муж лучше. А ты, на чём ты спишь, на диване?

Максим: Да, на новом, который мы с тобой раскачивали летом.

Алиса: Как там спится?

Максим: Не к кому было прижаться.

Алиса: Только к холодной коже дивана)

Алиса: У вас сегодня торжество намечается?

Максим: Думаю в субботу, папа приедет из пансионата.

Вечерами, как всякий курортник, я выходил на балкон за порцией кислородного коктейля, долго смотрел вверх, туда, где была одна сплошная луна в объятиях тёмного южного сумрака. Луна неожиданно стала квадратная, сквозь линзу накатившей слезы. Нет, это не были эмоции, даже не яркий свет небесной фары, дым попал в глаза. Я бросил недокуренную сигарету вниз. Та летела долго в глубокую бездну, ударилась об асфальт, оставив брызги искр: «Даже окурок может возомнить себя кометой». Я стоял в полной тишине, пока Бенни Гудман не начал свой вечерний концерт, как и вчера, как и пять лет тому назад, от балкона снизу всегда пахло хорошей музыкой и травой. И вот уже сигарета пошла по кругу, я тоже затянулся, потом Рей Чарльз, потом Чарли Паркер, погружая эту ночь всё в большую эйфорию, иногда меня тянуло крикнуть Катю, чтобы та заварила кофе, пока мы тихо болтали:

Сигаретка, снова сделав круг, возвращалась ко мне, потом к Рею Чарльзу, потом Чаку Берри, потому что Паркер уже ушёл, потом к соседке с верхнего этажа, ранним утром, как и вчера, как и пять лет назад, но ей это не пошло на пользу, она нервничала, она кричала на свою бедную старую мать, которая ночевала у неё, у дочери, мать, что каждое утро уходила к другой своей дочери, мать, которая собиралась «как копуша», которая надевала задом наперёд свою кофту «как недотёпа», которая завтракала «как свинка», и из-за которой соседка могла опоздать на работу. Бедная мать понимала свою дочь, она знала, что стоит ей, матери, только уйти, и у неё не все будут дома. Она тянула время из милосердия. Она знала, что истерика продлится не более часа. Я вспомнил кричащий рот Марины, какой же он был выразительный, губы как у Бетти Картер, жаль только, что голос другой, да и песню хитом нельзя было назвать.

– Может, застелем прежде постель? – заговорил в жене практический романтизм.

– Давай! – резко оторвал я своё тело от неё, да так, что свалился с кровати.

– Не убился? – встала жена и, переступив через меня, подошла к комоду, где хранила бельё. Ящик выкатился настолько плавно, что показалось, будто он сам кинулся в её тёплые ласковые руки.

– Не дождёшься! – наблюдал я за женой, которая уже пролила ситцевое молоко на кровать и начала поправлять волны ткани, создавая штиль морю предстоящей любви. Впрочем, для женщины это была самая важная функция: уметь выравнивать шероховатости диванов, кушеток, кресел-качалок, отношений.

– Молоко не прокиснет? – вещал я с пола.

– Пусть лучше молоко, чем диван, – подхватила мою мысль жена. – Кто последний, тот выключает свет, – нырнула она в хлопковое поле постели.

– Я готов выключать его каждую ночь, чтобы остаться для тебя таковым навсегда.

Слова, словно птицы, вырывались стаями из её рта, некоторые гнездились в моих ушах, самые ловкие западали в душу. Где-то в девять утра всё стихало, как и пять лет назад, я мог спать дальше, как и пять лет назад.

Максим: На расстоянии всё похоже на мечту.